Ермаков = Солдатские сказы = Витковская = 25.07

«Уснул, наверно, пьяни морта»,- соображает Карлушка.

- Бери кружку,- говорит унтеру.- Идем.

Мамонт извивается на топчане, охает.

- Што получилься?-спрашивает Карлушка.

- Живот режет.

- Патчему у менья не решет? Я тоше кажни бутилька пробоваль. Вино не заразни пыль.

- Не знаю,- Мамонт отвечает.

- Тебье ната фот эта кружечка выпивайт. Фее парятке путет. Ну?! Бистро!..

Поднялся Мамонт, идет к столу, постанывает. Баночку с маслом разыскал, проглотил ложечку - и за кружку. Карла слева от него на чурбачке сидит, а унтер спра­ва шею вытягивает. В самый рот заглядывает - без обману чтобы.

Мамонт кружку обеими руками поднимает, совсем ослабнул человек. Унюхнул самогоночки да как разведет кувалдами. Унтер черепом об плиту звезданулся, а Кар­ла Карлыч под порог улетел. Клюнул Мамонт им для верности «чертиком» по темечкам и размундировывать начал. Оружья нет. На вахте, как всегда, оставлено.

Тут и дядя Паша с товарищем подоспели.

- Переодевайтесь скорей!

Немецкие штаны на русские сапоги тесноваты - шайтан с ними, некогда размер подбирать. «Воскресли» унтер с Карлом. Мамонт тоже свою шинелку надел, батажок снизу в рукав засунул, коренек ладошкой прихоранивает.

- На вахту, славяне?

- На вахту!

Мамонт у притвора дверей прижался, а дядя Паша - тук-тук-тук в окошечко и голову отвернул. Поддежурный видит: свои с анализа вернулись. Откинул крючок - улыбается, предвкушает... Так ему, зубы наголе, и на страшном суде предстать. Оружья - три автомата и пистолет. Теперь-то уж их пленными не назовешь. Бойцы!

- Выводить остальных!..

Остановились ребята у проходной, в колонну по два строятся. Дядя Паша всякой немецкой нецензурой латается, прикладом одного двинул, «Шнель, шнель!» - кричит. Да победительно так! Часовые на вышках без вниманья. Привычная история. «На электростанцию ведут вагонетки с торфом разгружать». Шаг от лагеря. Еще шаг... Частят сердца у ребят, ох и частят. На вышках-то пулеметчики... Десять шагов, двадцать - фонари еще рядом почти. Светло.

- Не торопиться! - шипит дядя Паша и тут же во всю горлянку неметчины подпускает.

Ох, и памятны вы, шаги к волюшке. Сто двадцать... Двести один...

- Стой, ребята,- гуднул Мамонт.

- В чем еще дело?-озлился дядя Паша.

- Шоферов среди нас нет случаем?

- Есть,- пикнул кто-то из колонны.

- На немецких ездишь?

- Могу,- тоненький голосок отвечает.

- Тогда, ребята, сменить план надо. У коменданта лагеря под окнами машина стоит, а они там...

Предложил, словом, не убегать, а уезжать да еще и оружьишком раздобыться. Многие против высказываются. Тревожатся.

- Уходить поскорей надо. Остановились в самых лапах. Нам ли на рожон лезть?

- Да они пьяные, как слякоть! Не хотите - один пойду. Я их и стрелять не буду. Колотушкой переглоушу! Пойдешь, шофер?

- Пойду,- пищит.

- Погодите-ка...- дядя Паша вмешался.- Позвольте мне распорядиться. Мамонт, я, «унтер» и шофер к коменданту пойдем. А остальные - вот вам пара автома­тов- пробирайтесь вдоль шоссейки. Увидите, машина светом мигает, вышлите одного на дорогу. Это мы должны быть.

Перед комендантским домом Мамонт у дяди Паши спрашивает:

- Пленных брать будем?

И не до смеху тому, а улыбнулся.

- Ты сам-то кто таков?

- Значит «овчарок» тоже бить?

- Это уж по ходу действия глядя.

«Унтера» снаружи оставили - и в дом. Двери не заперты- Карлушка-то не вернулся все.

Славно послужил Мамонту березовый комелек. Разбудит которого, даст понюхать, и господи благослови... Больше раза на одну голову не опускал. Без выстрела пошабашили. Шофер женский пол согнал в угол и чивикает на них:

- Молчать, слабодушные, не то вынудюсь вас смерти предать!

Дядя Паша оружье собирает, а Мамонт новопреставленных обшаривает, ключ от машины ищет. Нашел. Отдал шоферу.

- Заводи,- говорит.

- Что с этими гыспадами мокрохвостыми делать? - спрашивает дядя Паша у Мамонта.

- Что делать? Сажай их в кузов. Пусть, гадюки, песни поют, подозрение отводют.

Остался Мамонт один в доме... Подошел он к богине и указывает ей на сивого:

- Вот видишь? Побил я их. Насмерть побил... Знали, чтобы... А ты теперь прощай. Ухожу я. Помнить тебя буду. Красивая ты, ласковая...

И покажись ему тут, что у девушки губы дрогнули.

Вскинул он тогда ее на грудь и понес.

- Открывайте борт,- выгудывает.- Не закинуть мне.

Дядя Паша ворчит: ехать, мол, надо, а ты с трофеями... Для чего она?

- Нельзя мне без нее ехать. Не могу я ее в плену оставлять. Пойми же ты, дядя Паша! Варвары мы, что ли, на изгальство ее покидать?

Закрыли борта, совсем бы уж трогаться, а Мамонт опять в дом побежал. Через недолгое время выскакивает. Тронулись наконец-то. Взял Мамонт «овчарок» на прицел и командует:

- Запевай, стервы, «Марьянку»! Пободрей, собачьи ягодки, не всхлипывать... Куда не на тот мотив полезли? Петь - дак пой!..

Дядя Паша интересуется:

- Зачем это тебя еще в дом носило?

- Кошачью лапку коменданту на лбу отпечатал.

- А для чего бы это?

- А для того бы... Помнили чтобы «сибирского кота», сволочи!

...На берегу лесной щебетливой речушки, под раскидистым кустом орешника, вырыли беглые пленные русские ребята яму. Дно ее устелили мягкими лапками ель­ника. Долго мыли свежей ключевой водой белые косы, белые ноги, сводили краску с бледных губ и щек неизвестной им по имени девушки-богини. Потом Мамонт укутал ее своей шинелью и осторожно опустил в яму. Лишнюю землю сбросили в речушку. Под орешником снова зеленел дерн, а неподалеку отсюда догорал грузовик...

Вот на этом и кончился Валеркин рассказ, от старого солдата услышанный.

Дедка Михайла хоть и промаргивался местами, а ничего. После-то раскрылатился. «Гордей Гордеичем» ходит. Знай, мол, наших! Вот, мол, какие они бывают, «сибирские коты». Лапку на лоб для памяти... Разыскать бы этого Мамонта. Земляк ведь близкий... На Ишим- реке возрос.

Месяца три дед всем и всякому про кошачью лапку рассказывал. Время бы и притихнуть, а он нет. Появится в деревне кто-нибудь приезжий-заезжий- обязательно полюбопытствует:

- А не проживает в ваших местах человек по имени Мамонт? Рыжий такой, конопатый, басовитый...

Да незадача все деду.

- Нету,- говорят,- такого. Рыжие, конопатые водятся, а Мамонтов нет.

И случилось так, что продолжение Валеркина рассказа от меня воспоследует.

Направили меня как-то осенью в Москву, на выставку.

- Езжай,- говорят,- Пантелей, погляди там, что с пользой для наших садов да огородов перенять можно. Кавказской пчелой тоже поинтересуйся,- добычливая, слышно.

Ну, я и поехал. Хожу там, смотрю, спрашиваю, записываю...

В воскресенье утречком является к нам в гостиницу гражданин один и объявляет:

- Кто желает поглядеть выставку картин и скульптур, прошу записаться.