Матвей Комаров - Повесть о приключениях английского милорда Георга

– Ах, как вам должно благодарить богов за такое дарованное вам сокровище!

– Это правда, – отвечала Елизабетина мать, – да уже и невеста. Пожалуй, не знаешь ли где для нее хорошего жениха?

– Ах, мать моя, – говорила моя тетка, – ежели вам угодно, я тотчас вам объявлю, да и не суженого, а своего племянника Георга.

– Ах, какой предорогой молодец! – говорила Елизабетина мать. – Дочь бы моя очень была счастлива, если б могла быть его женою, только я думаю, что он ее не возьмет.

– А для чего сударыня? – отвечала ей Маргарита. – Мы с Люцией несколько раз говорили ему о женитьбе, и он только тем отговаривается, что не имеет еще никакого чина, а дочь вашу он почитает за первую красавицу во всем Лондоне.

К сим разговорам пристал и отец Елизабетин, и говорил им, что он меня довольно знает, да и король из всех молодых милордов признает меня за первого, и вчера вечером его Величество изволил говорить, что он намерен взять меня ко двору, только еще не известно, окончил ли я свои науки, чтоб чрез то не сделать в оных помешательства.

После сих разговоров Елизабетин отец принял совершенное намерение дочь свою за меня сватать, и на другой день, будучи во дворце, избрав свободное время, докладывал королю следующими словами:

– Ваше Величество, вчерашнего вечера была у меня гостья и сватала мою дочь за милорда Георга, Иримова сына, только он отговаривается тем, что не имеет еще никакого чина, и за тем жениться не намерен, а дочь моя ему понравилась.

– Что ж ты думаешь? – говорил король.

– Ваше Величество, – отвечал Елизабетин отец, – я бы никакого больше счастья к благополучию моей дочери не желал, ежели б только могло сие исполниться.

– Я тебе советую, – сказал король, – не упускать сего случая, ибо сей человек очень достойный, и я со временем надеюсь от него ожидать пользы государству. Будь уверен и ни о чем не думай, я тебе в том буду вспомоществовать.

Чрез несколько после сего дней, в празднество королевской коронации, будучи я во дворце на бале и ничего о сем не ведая, танцевал по-прежнему с Елизабетою. Король, подошед к нам, очень близко смотрел на наши танцы, а как менуэт кончился, то я пошел было прочь, но король, взяв меня за руку и выведя в другую комнату, говорил:

– Знаешь ли ты, милорд, с кем танцевал?

– Очень знаю, Ваше Величество, – отвечал я королю, – это Вашего Величества обер-гофмаршала дочь Елизабета.

– Как же ты о ней думаешь? – говорил король.

Я отвечал королю, что я ничего другого о ней думать не могу, как только, что она девица честная и одаренная всеми достоинствами.

– Я желаю, – продолжал король, – чтоб она была твоя невеста.

– Это состоит во власти Вашего Величества, – отвечал я королю. – И хотя я не инако сие должен почитать, как за высочайшую вашу ко мне милость, только приемлю смелость Вашему Величеству доложить, что мне еще в таких ребяческих летах, не показав Вашему Величеству никаких услуг, жениться рано.

Король на сие мне сказал:

– Я тотчас сделаю тебя совершенным, ибо я знаю, что хотя ты и младые имеешь лета, но разум совершенный, чего ради и жалую тебя чином моего генерал-адъютанта.

Я пал пред королем на колени и благодарил его с таким чувствительным изъяснением моей благодарности, сколько тогда мне от сего радостного происшествия могло в мою прийти голову.

Король, подняв меня, говорил:

– Теперь уже не можешь ты называться ребенком, потому что сей чин принадлежит совершенному и заслуженному человеку, а ты, хотя и молод, но по твоему разуму и добродетели, я тебя к сему признаю достойным, и когда ты намерен жениться, то я советую не упускать достойной сей невесты.

Я, видя неожиданную себе королевскую милость, никак уже более отговариваться не смел и предался во всем на волю его Величества.

Потом король взял меня за руку, а королева невесту, и, призвав придворного пастора, тот же час надлежащим порядком нас сговорили, а по сговоре взял король обоих нас за руки, привел к нареченному мне тестю с сими словами:

– Я тебя уверяю, что зять твой по своему разуму и честным сантиментам будет твоей любви достоин.

Тесть мой, припадая к стопам королевским, благодарил его с должнейшим высокопочитанием. Невеста же моя столько была сим сговором довольна, что удовольствие и радость ясно на лице ее тогда изображались, а я не знаю, для чего был не рад, не печален, и если радовался, так больше полученному от короля чину, нежели невесте.

И так мы, отужинав во дворце, разъехались по своим домам.

На другой день должен я был по моему чину ехать во дворец и принять дежурство. Король отправлением моей должности очень был доволен, а рота гвардии, которая хаживала во дворец на караул, так меня любила и почитала, что везде говорили, что у них ни одного еще такого порядочного командира не было. Словом сказать, я так был счастлив, что ни один заслуженный генерал при дворе так любим и почитаем не был, как я.

По исправлении моей должности, всякий день ездил я к моей невесте, а в один день, по несчастью моему, невеста моя занемогла, и говорили мне, что она от болезни вовсе ни к чему не имеет аппетита.

Я, сколько можно с учтивостью, советовал ей что-нибудь покушать, дабы не привести себя в большую слабость. Она в угодность мне приказала, чтоб ей подали заячьих почек или что-нибудь из дичи, но на кухне в то время никакой дичи не случилось.

И так я по учтивости, как надлежит жениху всегда невесту утешать, говорил ей:

– Ежели бы я знал, что вы до дичи охотницы, то б давно оною с собственной моей охоты услужил, и для того завтра же нарочно поеду в поле, и что могу поймать или убить, с радостью вам служить тем буду.

Елизабета, благодаря меня за сие, говорила, что ежели себе не сочту за тягость, то она от моей охоты с великим аппетитом будет кушать.

Приехав домой, приказал я своему ловчему, чтоб к завтрашнему дню все было в готовности, а поутру, встав очень рано, поехал со всею охотою на поле.

День с утра до девятого часа так был хорош, что все охотники говорили, что они во все лето такого хорошего дня не видали, но в двенадцатом часу сделалась вдруг преужасная гроза и продолжалась до четвертого часа пополудни, от которой все мои охотники, собирая рассеянных по полю собак, разъехались по разным местам, а я, оставшись один, стоял от сей грозы под одним кедровым деревом. И как гроза миновалась, хотел ехать домой, но, садясь на лошадь, увидел под кустом одного зайца, за которым бывшие со мной собаки, гоняясь по острову, были умерщвлены чудным образом, а я, искавши их, заехал в превеликий густой лес и, ездивши по оному всю ночь, на утренней заре выехал на прекрасный, украшенный цветами луг, а оттуда к сему Вашего Величества дому. И где я теперь нахожусь, далеко ль от Лондона, и как могу отсюда выехать, – ничего не знаю и понять не могу.