Юрий Лебедев - Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 1

В следующем романе «История сэра Чарльза Грандисона» (1754) представлен идеал мужчины, который умнее, красивее и храбрее всех. Но характер Грандисона получился ходульным и неестественным, что вызвало пушкинскую иронию в «Евгении Онегине»:

В 1768 году в Англии вышло в свет названное нами выше «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» Лоренса Стерна. На первом плане в нём оказались не картины жизни, которые открываются путешественнику, а личность автора, глубоко заинтересованного самим собой, своим внутренним миром. Путешественник столь впечатлителен, что каждая мелочь вызывает в нём душевное волнение, является источником противоречивого потока переживаний. Именно к переживаниям Стерн питает исключительный литературный интерес, путешествуя в глубины своей души.

Возникнув в Англии, сентиментализм вскоре восторжествовал во всех странах Западной Европы. Во Франции он принял политическую окраску: нравоучительная тенденция сменилась общественной проповедью. Руссо в романе «Юлия, или Новая Элоиза» (1761) утверждал, что цивилизация принесла человеку вред, исказила врождённую доброту его натуры. Он ратовал за возвращение к природе и настаивал на изначальном равенстве всех людей.

Герой его романа, бедный учитель Сен-Пре, любит Юлию, дочь знатных и богатых родителей. Счастью влюблённых мешают родовые предрассудки. Юлия, следуя голосу природы и отбрасывая светские условности, отдаётся своему возлюбленному. Но родители заставляют её выйти замуж за графа де-Вольмара. Разочарованный Сен-Пре отправляется в путешествие. По возвращении он находит Юлию добродетельной женщиной: она свято исполняет долг жены и матери и отказывается ответить взаимностью на чувства Сен-Пре.

Названные романы – предмет увлечения «русской душою» Татьяны Лариной, любимой героини Пушкина в романе «Евгений Онегин». Писатели-сентименталисты подкупали её напряжённым вниманием к глубинам человеческого сердца, к христианским добродетелям. Эти добродетели были близки русской православной душе, они свято хранились в народной жизни. Но «птенцы гнезда Петрова» забыли о них почти на целое столетие. Как это ни парадоксально, но именно с помощью английского, французского, немецкого сентиментализма начался процесс возвращения культурного слоя русского общества к своим национальным корням и духовным истокам.

Наиболее ярким писателем-сентименталистом на русской почве стал, разумеется, не Радищев, а Н. М. Карамзин, творчество которого обрело такую популярность, что целый этап в истории русской литературы – от начала XIX века вплоть до Пушкина – получил в дореволюционных учебниках название «карамзинского периода» .

Николай Михайлович Карамзин родился 1 (12) декабря 1766 года в селе Михайловка Бузулукского уезда Симбирской губернии в культурной, родовитой, но небогатой дворянской семье, в усадьбе отца – отставного капитана Михаила Егоровича Карамзина. Свой тихий нрав и склонность к мечтательности он унаследовал от матери, Екатерины Петровны (урожденной Пазухиной), которой лишился в возрасте трёх лет. Раннее сиротство, одиночество в доме отца укрепили в душе мальчика эти качества: он полюбил деревенское уединение, красоту поволжской природы, рано пристрастился к чтению книг.

Когда Карамзину исполнилось 13 лет, отец увёз его в Москву и определил в пансион профессора Московского университета И. М. Шадена, где мальчик получил светское воспитание, изучил в совершенстве европейские языки и слушал лекции в университете. По окончании пансиона в 1781 году Карамзин покинул Москву и определился в Петербурге в Преображенский полк, к которому был приписан с детства. Дружба с И. И. Дмитриевым, будущим известным поэтом и баснописцем, укрепила в нём интерес к литературе. После смерти отца, в январе 1784 года, Карамзин вышел в отставку в чине поручика и вернулся на родину в Симбирск. Здесь он вёл рассеянный образ жизни, типичный для молодого дворянина.

Решительный поворот в его судьбе произвело случайное знакомство с Иваном Петровичем Тургеневым, деятельным масоном, литератором, сподвижником известного писателя и книгоиздателя конца XVIII века Николая Ивановича Новикова. И. П. Тургенев берет Карамзина в Москву, и в течение четырёх лет начинающий литератор вращается в московских масонских кругах, тесно сближается с Н. И. Новиковым, становится членом «Дружеского учёного общества».

Московские масоны-розенкрейцеры (рыцари злато-розового креста) решительно не принимали вольтерьянство и всё наследие французских энциклопедистов-просветителей. Они считали человеческий разум низшей ступенью познания и ставили его в прямую зависимость от чувства и Божественного Откровения. Разум вне контроля чувства и веры не в состоянии правильно понимать окружающий мир. Это «тёмный», «бесовский» разум, являющийся источником человеческих заблуждений и бед.

Особой популярностью в «Дружеском учёном обществе» пользовалась книга французского мистика Сен-Мартена «О заблуждениях и истине»: не случайно розенкрейцеров их недоброжелатели называли «мартинистами». Сен-Мартен подвергал решительной критике просветительскую идею общественного договора, основанную на атеистической «вере» в «добрую природу» человека. Эта идея есть ложь, попирающая христианскую истину о «первородном грехе». Наивно считать государственную власть результатом человеческого «творчества». Она является предметом Божьего попечительства о человеке и посылается Творцом для укрощения и сдерживания греховных помыслов, которым подвержен падший человек на этой земле.

Государственную власть Екатерины II, находившейся под влиянием французских просветителей, мартинисты считали заблуждением, Божеским попущением за грехи всего петровского периода нашей истории. Они создали свою утопию о прекрасной стране, управляемой масонами по законам их веры, без бюрократии, подьячих, полицейских, вельмож, произвола. В своих книгах они проповедовали эту утопию как программу: в их государстве исчезнет нужда, не будет ни наёмников, ни рабов, ни налогов. Для этого надо, чтобы все стали масонами и очистились от скверны. В будущем масонском «раю» не будет ни церкви, ни законов, а будет свободное общество хороших людей, верующих в Бога, кто как хочет.

Вскоре Карамзин понял, что, отрицая «самовластие» Екатерины II, масоны вынашивали планы своего «самовластия», противопоставляя масонскую ересь основам укоренённой на русской национальной почве православной религии. При внешнем созвучии с истинами христианской веры в процессе их хитроумных рассуждений осуществлялась подмена правды соблазнительной ложью и «прелестью». Настораживала Карамзина и чрезмерная мистическая экзальтация его «братьев», столь далёкая от завещанного православием «духовного трезвения». Смущал покров таинственности, связанный с деятельностью масонских лож.