Гавриил Хрущов-Сокольников - Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника

– Не совсем, – заметил брат госпитальер, – нам не удалось отбить брата Эрлиха, его здесь не было!

– Зато удалось взять заложницу, и пока она будет у нас, я ручаюсь за жизнь не только брата Эрлиха, но и всех пленных гербовых!

– Ваша правда, брат командор, – теперь мы уже можем предписать наши условия этому старому волку князю Вингале!

– Ой, не знаете вы его! – воскликнул госпитальер, – я боюсь, чтобы дело не пошло совсем наоборот, – он вместо выкупа бросится на нас войной.

– И разобьёт свой лоб о башни Штейнгаузена, – заметил не без хвастливости командор.

– Вашими бы устами…

– Неужели же ты думаешь, брат госпитальер, что наш замок когда-либо может пасть перед всей литовской сволочью, веди её не только что Вингала, а даже сам Витольд?

– На случай мастера нет. Мало ли замков за последнее время отбили литовцы.

Немецкий кнехт убивает вайделотку

– Стыдно так говорить тебе, брат госпитальер. Если ты сам трусишь этой сволочи – литовцев, так не смущай сердца других. Долг каждого крейцхера умереть, сражаясь за крест и святую веру!

Брат госпитальер умолк. Да и говорить больше было не о чем. Весь день, проведённый в засаде, затем этот ночной бой и поспешное отступление порядочно-таки утомили рыцарей, уже более суток не снимавших тяжёлых доспехов. А останавливаться на ночлег было бы очень рискованно. Лазутчики доносили им, что несметные толпы литвин и жмудин собрались на это невиданное зрелище, и само собой, они могли броситься в погоню за похитителями княжны-вайделотки.

До замка оставалось уже недалеко, вдали по просеке мелькнул шпиль над высокой башней, и заблестел, при первых лучах загоравшейся зари.

– Штейнгаузен! – радостно заметил брат-госпитальер и перекрестился.

Его примеру последовали другие. Очевидно было, что вблизи от замка каждый почувствовал нравственное облегчение. Ободрённые близостью конюшен, лошади фыркали и бежали ещё быстрее!

Вдруг лошадь одного из рыцарей сделала отчаянный прыжок и ринулась в сторону.

– Брат Карл! – в ужасе воскликнул госпитальер, – твоя лошадь ранена. При свете зажигающейся зари, он увидал стрелу, вонзившуюся в круп лошади товарища. Но брат Карл уже не слышал этого крика. Он лежал сброшенный раненым конем и громко взывал о помощи.

В ту же секунду дикий крик торжества и ненависти донёсся до ушей убегающих рыцарей и несколько стрел просвистали в воздухе, с треском отскакивая от лат и шлемов или проносясь мимо.

– Погоня! Погоня! Скорей к воротам! – крикнул командор и стал гнать коня. Возвращаться для спасения одного упавшего рыцаря – значило рисковать жизнью нескольких других. Сзади слышался ясный топот огромного числа лошадей, даже крики погони слышались всё ближе и ближе, стрелы так и свистали вокруг рыцарей.

С вершины башни над воротами заметили возвращающихся рыцарей и погоню. Оставшийся в замке рыцарь приказал трубить в рог, и этот звук ободрил товарищей, не рассчитывавших уже спастись. Теперь они знали, что их увидели и что ворота замка открыты.

Ещё минута, и громкий топот копыт рыцарских коней по дощатому подъемному мосту доказал, что они уже в замке, и в ту минуту, когда последний всадник проскакал мост, он с громким скрипом поднялся на цепях, и перед преследующими открылся глубокий, полный водою ров.

– Пали мортиру! – крикнул распоряжавшийся защитой замка рыцарь, и целый столб огня и дыма вырвался из пасти чугунного чудовища, подобно гигантской лягушке, лежавшего на вершине надворотной башни. Раздался оглушительный треск и гром, и несколько огромных каменьев, словно каменный дождь, полетели в сторону нападавшей толпы преследователей. Поражённые паническим страхом, литовские лошади бросились в сторону, сбрасывая не менее испуганных седоков.

– Вперёд! Вперёд! – гремел среди откачнувшейся литовской толпы голос старого Вингалы, успевшего добыть коня и броситься в преследованье.

– Вперёд! Вперёд! Там моя дочь!

– Вперёд! Вперёд! Там жрица богини Прауримы, там её дева-вайделотка! Спасите её! Спасите её! – кричали сам криве-кривейто и подручные ему криве.

Но всё было напрасно. У отряда литовцев, бросившихся в погоню за немцами, не было ни стенобитных машин, ни пушек, никакого снаряда воинского, а такой замок, как Штейнгаузен, нельзя было взять открытой силой.

Напрасно князь и криве возбуждали к нападению прибывших с ними литвин, – всё было напрасно. Твердыни рыцарского замка словно смеялись над их усилиями, а мортиры одна за другою изрыгали пламя, разнося смерть и ужас!

День уже склонялся к вечеру, когда Бельский со свитою подъехал к переправе, соединяющей Трокский замок с берегом.

У громадной деревянной пристани, далеко вдававшейся в озеро, толпились перевозчики. Бельский въехал на помост. Многие, узнав в нём знаменитого воеводу и любимца княжеского, снимали шапки и кланялись.

– Что, его ясная милость в замке? – осведомился он у одного из старших перевозчиков.

– Вот уже вторую неделю гостят, – отвечал тот, низко кланяясь, – недужен был; да теперь, слава великому Перкунасу, мудрый Спортыс сумел отогнать от него лихоманку. Здоров!

Многие из слуг ясного пана отвернулись и посмотрели в сторону при имени Перкунаса, но старый Бельский только усмехнулся в седые усы и проговорил не без юмора:

– Ну, там Перкунас Перкунасом, а ты перевези-ка нас скорее к замку, скоро и солнце сядет!

– Не смею, ясный пан! – снова с поклоном отвечал перевозчик.

– Это ещё что? Как не смеешь? – крикнул Бельский.

– Строгий приказ от каштеляна: с оружием господ не возить к замку без позволения!

– Это ещё что за новости? Давно ли такой приказ?

– А с неделю. Тут, говорят, крыжаки, чтобы проклята была их душа, подвох какой замышляли против нашего солнышка Кейстутовича. Да мы их поймали, ну вот и не пускают.

– Да ведь я не крыжак, – смеясь, заметил Бельский, – я воевода княжий.

– Знаю, ясный пан, да указ больно строг, никак не могу без позволенья, да вот на ваше счастье от замка каштелян едет, сюда гребёт.

Действительно, к пристани подходила небольшая барка, и на ней восседал на покрытой красной кошмой скамье, низенький, пузатенький человек в желтом кафтане русского покроя и узкой войлочной шапке. Он ещё издали узнал пана Бельского и низко ему кланялся. Это был помощник трокского каштеляна, подчаший шляхтич Кобзич, герба «Лютый», давно уже, чуть ли не со времени Ольгерда, занимавший этот пост.

– Челом бью ясному пану! – закричал он, чуть барка коснулась пристани, – добро пожаловать! А наш великий государь больно соскучился о твоей ясной милости, ещё сегодня за обедом вспоминал о тебе.