Петр Голубовский - История Северской земли

В 1235 г. владимирский князь вернулся из Венгрии. Поэтому галицкие бояре, заключив союз с болоховскими князьями, напали на область Даниила. Руководили этим делом, как видно, Ольговичи, потому что вслед за тем они открыто становятся на сторону Галича. Общие интересы снова соединили князей киевского и владимирского, и они заключили союз. Недалеко от Каменца ополчения галицких бояр и болоховских князей были наголову разбиты Даниилом, причем большая часть бояр и все князья попали в плен. Теперь в Галиче берет перевес черниговская партия. После поражения под Каменцем сторонники Даниила должны были, конечно, на время стушеваться ради собственной безопасности; другая, венгерская партия в данное время не имела силы, потому что недавнее пребывание Даниила в Венгрии уничтожало возможность рассчитывать на королевича; таким образом, естественным путем выдвигалась партия Чернигова, и действительно, уже летом того же года мы видим в Галиче Михаила Св. Он вместе с Изяславом Владимировичем послал к Даниилу с требованием освободить пленных. В то же время ему удалось составить большой союз против Даниила из поляков, половцев, галичан, но он быстро расстроился. Даниил сумел предупредить соединение союзников и разбил поляков. Половцы, под влиянием поражения последних, отказались идти на Даниила, а напали на самый Галич и затем отступили в степи. Михаил, опасаясь новых смут в Галиче, быстро ушел туда, а Кондрат* польский бежал. Но, несмотря на неудачный исход союза, Михаил и сын его, Ростислав, удерживаются в Галиче; поход на них Даниила кончился безуспешной осадой Звенигорода. Между врагами был заключен мир, по которому Ольговичи не только удерживали Галич, но получали еще Перемышль, бывший до сих пор в руках Даниила. Эта уступчивость владимирского князя обуславливалась необходимостью заручиться спокойствием со стороны Михаила, потому что в это время ему снова угрожали поляки. Он двинул на них литовского князя Мендовга, и, по миру с Ольговичами, с ним в союзе является также Изяслав Владимирович Новгород-Северский.

Как видно из хода рассказанных событий, Суздаль в данное время теряет всякое влияние на южные дела. Это объясняется известиями северных летописей о походе суздальских князей на мордву и о борьбе с немцами за пограничные области Новгорода. Но после удачного исхода этих предприятий в 1235 г. Ярослав Всеволодович, вошедши в сношения с Михаилом, двинулся к Киеву с новгородцами. К нему явился Изяслав Владимирович с половцами и Михаил с черниговцами. Общими силами они прогнали из Киева Владимира Рюриковича, и там сначала сел Ярослав Всеволодович, но удержаться был не в состоянии уже потому, что его отвлекали новгородские дела, и в 1236 г. он принужден был уступить Киев Михаилу 578. В Галиче остался Ростислав Михайлович. Теперь снова дела Мономаховичей пришли в незавидное положение. Ольговичи снова образовали сильную коалицию из земель Северской, Галицкой, Киевской; их сторону должны были принять болоховские князья, для которых менее было опасности в союзе с северскими князьями, чем в зависимости от Владимира-Волынского. Вновь должна была возгораться борьба, которая могла окончиться не в пользу Даниила. Дело снова началось с Галича. В то время, когда Ольговичи вели борьбу с Даниилом с переменным успехом, боярская партия держится стороны первых, так как не представлялось особенной опасности для их вольностей от слабых, нуждающихся в поддержке Ольговичей, но лишь только они соединили в своих руках значительные силы, то, естественно, черниговская партия должна была потерять значение, так как для бояр неприятно было иметь у себя сильных князей. Сторонники Даниила берут теперь верх и во время похода Ростислава Михайловича на Литву отворяют ему ворота. Пришлось сторонникам Чернигова выходить навстречу Даниилу и самим приглашать его в город: «Изыдоша слезныма очима и ослабленномъ лицемъ и лижуща уста своя», – говорит летописец. Ростислав бежал в Венгрию. Посланная Даниилом погоня не успела захватить его 579. Появление на севере татар остановило продолжение войны.

Теперь враг двигался уже с громадными силами, с окончательной целью подчинить себе Русь, враг, сильный своей сплоченностью, единодушием и приобретенной уверенностью в успехе, подчинив себе почти всю Азию. Что могла выставить против него ослабевшая, расшатанная Русь? Двенадцать лет прошло после первого ее столкновения с монголами, и что сделала она для своего усиления? Она и не думала об этом, да это было и невозможно: брожение основных элементов русской жизни – веча, князя и дружины – не могло в ней прекратиться и должно было идти своим историческим путем, пока не одержал бы окончательно один из них, или, что крайне сомнительно, обессиленные, они слились бы во что-нибудь гармоническое целое. Я говорю, что этот исход сомнителен, потому что взаимная их борьба не велась каждым началом самостоятельно, а, борясь, они должны были опираться друг на друга, искать поддержки одно у другого, составлять быстро сменяющиеся комбинации и тем поочередно усиливать одно другое. В Галиче боярство захватывает власть, – земство старается выставить против него власть князя и в союзе с нею осилить дружинное начало; с этою же целью каждая область, каждый город старается иметь своего князя, – и вот является соединение двух элементов – веча и княжеской власти. Но эта комбинация не может удерживаться: желание князя усилиться заставляет соединиться княжескую власть с дружиной. Так, галицкий князь опирается на дружинников для подавления земства; очевидно, труднее было соединение земства с боярством, но несомненно, что бывали случаи подобной комбинации для осиления княжеской власти. Это частное брожение в различных областях переходит наконец в общее, где действующими элементами являются уже целые области, в которых благодаря различным обстоятельствам развилось более то или другое начало. Выразителем принципа княжеской власти является Суздаль, боярства – Галич, общины – Новгород и Северская земля. Я не говорю о Киеве, потому что он, представляя в самом себе скорее преобладание вечевого начала, относительно Руси был представителем централизации, а следовательно, и княжеской власти, и потому что с 1169 г. он теряет всякое самостоятельное значение и без протеста переходит в различные руки этих трех борющихся областей. Но эта борьба осложнилась еще желанием Мономаховичей отстоять принцип, вытекший из первых попыток Мономаха к самовластию, хотя он потерял всякое значение с тех пор, как явился вполне очерченный идеал княжеской власти в Суздале. Если приходилось вести с ним борьбу, то только потому что он (принцип) становился на дороге для других начал. Мы видим, что суздальский князь не придает ему важного значения и сажает в Киеве и Ольговичей. На стороне этого уже анахронистического принципа стояли постоянно две области – Владимиро-Волынская и Смоленская. Если мы не можем уверенно сказать, какое начало было преобладающим в первой (хотя едва ли не боярское), то можно положительно утверждать, что в последней был сильно развит элемент вечевой, как это видно из намеков летописи и, главное, из оставшихся грамот. Стоя за упомянутый принцип, эти области не могли явиться в общем брожении представителями какого-нибудь из трех основных начал. В Полоцкой земле внутренняя борьба была столь сильна, что не давала ей возможности принять на себя инициативу защиты какого-нибудь из элементов, хотя, судя по известиям летописи, в ней сильно было развито вечевое начало. Из сказанного видно, что в общем брожении Суздаль был защитником московского идеала князя, Северская земля с Новгородом – отдельно вечевого порядка, Галич – боярского элемента, Владимир и Смоленск – принципа Мономаховичей, только усложнявшего дела. Бросив взгляд на ход этой борьбы, мы и здесь видим составление различных комбинаций, то Галича с Северской землей, то Суздаля с ней же, то Суздаля с Галичем (в деле Владимира Ярославича). Мы видели, что борьба эта уже в продолжение многих лет велась безрезультатно, пока не явился новый элемент, совершенно внешний, соединившийся с одним из боровшихся начал и давший ему окончательную победу. Этот элемент были монголы, ставшие на сторону княжеской власти. Таков, мне кажется, смысл, вполне простой и естественный, удельно-вечевой эпохи.