Владимир Бенедиктов - Стихотворения (1884 г.)

«А! Вы разве иностранка?»
– «Нет, мой край – и здесь, и там».
– «Что же вы за гувернантка?
Как детей доверить вам?

Вы б учили жить их в свете
По каким же образцам?»
– «Я б старалась-де, чтоб дети
Не подобились отцам».

«А! Так вот вы как хотите!
Люди! Эй!» – Пошел трезвон.
Раскричались: «Прогоните
Эту бешеную вон!»

Убралась. Потом попала
Я за дерзость в съезжий дом
И везде перебывала –
И в суде, и под судом.

Там – продажность, там – интриги, –
Всех язвят слова мои;
Я совалась уж и в книги,
И в журнальные статьи.

Прежде «Стой, – кричали, – дура!»
А теперь коё-куда
Благородная цензура
Пропускает иногда.

Место есть мне и в законе,
И в евангельских чертах,
Место – с кесарем на троне,
Место – в мыслях и словах.

Эта сфера мне готова,
Дальше ж, как ни стерегу –
Ни из мысли, ни из слова
В жизнь ворваться не могу;

Не могу вломиться в дело:
Не пускают. Тьма преград!
Всех нечестье одолело,
В деле правды не хотят.

Против этой лжи проклятой,
Чтоб пройти между теснин, –
Нужен мощный мне ходатай,
Нужен крепкий гражданин».

«От меня чего ж ты хочешь? –
Наконец я вопросил. –
Ждешь чего? О чем хлопочешь?
У меня не много сил.

Если бедный стихотворец
И пойдет, в твой рог трубя,
Воевать – он ратоборец
Ненадежный за тебя.

Он дороги не прорубит
Сквозь дремучий лес тебе,
А себя лишь только сгубит,
Наживет врагов себе.

Закричат: «Да он – несносный!
Он мутит наш мирный век,
На беду – звонкоголосный,
Беспокойный человек!»

Ты всё рвешься в безграничность,
Если ж нет тебе границ –
Ты как раз заденешь личность,
А коснись-ка только лиц!

И меня с тобой прогонят,
И меня с тобой убьют,
И с тобою похоронят,
Память вечную споют.

Мир на нас восстанет целый:
Он ведь лжи могучий сын.
На Руси твой голос смелый
Царь лишь выдержит один –

Оттого что, в высшей доле,
Рыцарь божьей правоты –
Он на царственном престоле
И высок и прям, как ты.

Не зови ж меня к тревогам!
Поздно! Дай мне отдохнуть!
Спать хочу я. С богом! С богом!
Отправляйся! Добрый путь!

Если ж хочешь – в извещенье,
Как с тобой я речь держу,
О твоем я посещенье
Добрым людям расскажу».

Скажите, я вам докучаю?
Скажите, я с ума схожу?
У вас, – скажите – умоляю, –
Не слишком часто ль я бываю?
Не слишком долго ли сижу?
Я надоел вам, я уверен,
При вас из рук я вон, хоть брось,
При вас я жалок и растерян,
При вас я туп и глуп насквозь.
Когда, обвороженный вами,
Впиваюсь жадно я глазами
В ваш ясный лик, а сам молчу –
Не страшно ль вам? Вы не дрожите?
Уж вам не кажется ль, скажите,
Что проглотить я вас хочу?
Порою зависть – эту муку –
Внушает мне исподтишка
Ваш столик – дерево – доска,
Когда покоит вашу руку
И прикасается к перстам,
Которые с таким томленьем,
С таким глубоким упоеньем
Прижал бы я к своим устам.
Тех уст иль дерева касаться
Рукой, отброшенной слегка, –
Вам всё равно бы, может статься,
Равно холодною остаться
Могла б лилейная рука.
Увы! Скажите, для чего же
И там мне счастья не дано,
Где всё равно вам было б тоже,
А мне – уж как не всё равно?

Веет негой ночь лукавая,
В небесах луна горит
И, меж тучек тихо плавая,
Их волшебно серебрит.

Сад тенистый с изворотами
Темных липовых аллей,
Сад с беседками и гротами –
Полон множеством людей, –

И с июльским сладострастием
На гулянье дачном здесь
Дышит загородным счастием
Лиц пестреющая смесь.

Огневыми бриллиантами
Блещут сотни фонарей.
Вот – эстрада с музыкантами!
Капельмейстер-чародей

Рад смычок свой к небу взбрасывать,
Скрипку вдребезги разбить,
Приседать рад и приплясывать,
Чтоб оркестр одушевить.

Чу! Гремят рукоплескания;
Упоен народный слух, –
Я один среди собрания
Неподвижен, нем и глух.

Знать, одна лишь благодатная
Для больной души моей
Есть мне музыка понятная, –
Это – музыка речей!

Это, чуждые всесветного
Крика, шума, торжества,
Звуки горлышка заветного,
Уст пленительных слова,

Звуки ясные, родимые –
В царстве звучности цари,
Речи так произносимые,
Что прослушай – и умри!

Да меж горем и заботами
В промежуточный часок
Мне контральтовыми нотами
Сладок женский голосок.

Да еще есть мне отрадная
Музыкальность без конца:
Это – музыка наглядная,
Очерк милого лица.

Это – сладкая симфония,
Перелитая в черты, –
Это – высшая гармония
В виде женской красоты!

Когда тебе твой путь твоим указан богом –
Упорно шествуй вдаль и неуклонен будь!
Пусть критик твой твердит в суде своем убогом,
Что это – ложный путь!

Пускай враги твои и нагло и упрямо
За то тебя бранят всем скопищем своим,
Что гордый твой талант, в бореньях стоя прямо,
Не кланяется им;

За то, что не подвел ты ни ума, ни чувства
Под мерку их суда и, обойдя судей,
Молился в стороне пред алтарем искусства
Святилищу идей!

Доволен своего сознанья правосудьем,
Не трогай, не казни их мелкого греха
И не карай детей бичующим орудьем
Железного стиха!

Твое железо – клад. Храни его спокойно!
Пускай они шумят! Молчи, терпи, люби!
И, мелочь обходя, с приличием, достойно
Свой клад употреби!

Металл свой проведи сквозь вечное горнило:
Сквозь пламень истины, добра и красоты –
И сделай из него в честь господу кадило,
Где б жег свой ладан ты.

И с молотом стиха над наковальней звездной
Не преставай ковать, общественный кузнец,
И скуй для доблести венец – хотя железный,
Но всех венцов венец!

Иль пусть то будет – плуг в браздах гражданской нивы,
Иль пусть то будет – ключ, ключ мысли и замок,
Иль пусть то будет – меч, да вздрогнет нечестивый
Ликующий порок!

Дороже золота и всех сокровищ Креза
Суровый сей металл, на дело данный нам.
Не трать же, о поэт, священного железа
На гвозди эпиграмм!

Есть в жизни крупные обидные явленья, –
Противу них восстань, – а детский визг замрет
Под свежей розгою общественного мненья,
Которое растет.