Юзеф Крашевский - История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери мечника

– Я беру смех на свой счёт, если нужно, – отозвался серьёзно Янаш, – но иначе не будет. – Эти слова он вымолвил так серьёзно и так смело, что пани Збоинская уже не сопротивлялась.

Как раз и Доршак, который, может, слышал часть разговора за стеной, высунулся из двери.

– Значит, назавтра ясно пани даёт распоряжение? – спросил он. – Карету, коня… я и пан Корчак.

– И десять вооружённых людей в конвой, – добавил Янаш.

– Зачем? Вы же сами убедились, что спокойно и безопасно.

– Но иначе я не буду спокойным и беспечным, – добавил Корчак, – об этом нечего и говорить.

Корчак поклонился и ушёл.

Доршак пожал плечами и усмехнулся.

– Оставьте его в покое, – шепнула пана мечникова подстаросте с улыбкой, – упрямый человек, убедить его невозможно… что за проблемы… пусть себе с нами едут.

– Гм, гм, – буркнул тихо подстароста. – Это, конечно, не проблемы, но и не помощь, десять человек – это уже кучка. Иногда цокот стольких коней в самом деле готов на нас какого лиха навести. Зачем их брать.

– Как это? – спросила мечникова. – Значит, было бы чего опасаться.

– Ну нет… но бродяги есть.

Доршак, угрюмый, махнул рукой и стоял молчащий. Как-то это ему, очевидно, не было по вкусу.

– Пусть ясно пани прикажет, – сказал он, помолчав. – Что же тут этот господин распоряжается.

– Этот господин, – живо вставила Ядзя, лицо которой зарумянилось, – был предназначен отцом к тому, чтобы командовать; это трудно.

Лицо Доршака исказилось, он злобно посмотрел на девушку, но возмущённая Ядзя отошла.

Янаш уже в нижней комнате выдавал людям приказы и отбирал самых крепких, распоряжаясь, какое оружие взять с собою назавтра. Ни на кого не обращал внимания, и хотя экспедиция могла бы показаться смешной, он хотел её сделать безопасной. Ксендз Жудра напрашивался также. Доршак, который пару раз пытался влезть, видя, что делают заготовки, заряжают ружья и пистолеты, приводят в порядок сабли, должен был уйти с бумагой; Янаш сделал вид, что его не видит и не слышит.

Утром следующего дня в замке всё начало двигаться, выводили коней, одевались люди, Янаш ещё осматривал каждого по отдельности и каретку, предназначенную для женщин. Никита собирался ехать впереди, потому что уже был знаком с околицей, за ним Янаш на коне и ксендз Жудра, который также охотно оседлал степака; остальные люди были поставлены по бокам и с тыла… Казалось, что день как бы специально выбрали дивно прекрасный, ясный и тёплый. Ещё до того, как выехали, Доршак объявил, что для показа наиболее красивых мест, поведёт несколько иной дорогой. Это никого не поразило. С восходом солнца в готовности было всё, мечникова, перекрестившись, села с Ядзей в карету, Доршак уже крутился на коне, люди оседлали своих, Янаш расставлял – и так вся эта кавалькада, проехав мост и городок, из хат которого выбежало множество людей для рассматривания едущих, двинулась через долину в ущелье. Ядзя больше стояла, чем сидела в карете, с первых шагов в ущелье восхищаясь красотой деревьев и окружающих гор.

Доршак был в особенном настроении. Как если бы хотел вознаградить своё обычное молчание и раздражение, оживлённый, рассказывал разные легенды о давних нападениях, битвах, схваченных пленниках и т. п. Каждый угол имел тут какое-то кровавое воспоминание. Чем глубже они въезжали в горы, тем стены их больше поднимались и лес становился более старым и важным. Ручьи перебегали дорожку, здесь и там над ней громоздились серые скалы или выбивались из-под дёрна, покрытые толстым слоем мхов, зеленеющим теперь как раз самыми живыми красками. Доршак указал мечниковой впалые в земле пограничные кресты и рубежные засеки на дубах.

Ехали так спокойно даже почти до полудня. Солнце, поднявшись, бросало сверху лучи в эти лесные закрома, остаток дня стоящие в тени. Иногда в ущельях их обвевал холод долин, то снова веяло тёплое течение раскалённого воздуха. Кони уже прилично устали, когда въехали в долину между горами, на которой у края леса были видны две могилы. Одна из них, отличавшаяся от тех, которые они до сих пор видели, была опоясана, словно зелёным кольцом, насыпанным некогда валом, ушедшим теперь в землю.

– Может, тут ясно пани приказала бы коням отдохнуть! – отозвался Доршак.

– А, хорошо! Хорошо! – прервала Ядзя. – У могилы, но как же она называется?

– Хан-Курган! – сказал Доршак.

Деревья, которые, видно по насыпям обоих заросших курганов, до половины заслоняли их ветвями. За их стволами была чаща кустов, шыповника, кизила, скомпии, роз, сплетённых с дикой ежевикой.

По кругу зелёную равнину, которую перерезал ручей, окружали красивые холмы. Отсюда было не видно даже, чтобы в неё вела другая дорога, чем та, которой ехали путешественники. Тишина царила вокруг. Мечникова и Ядзя вышли из кареты, ксендз спешился, люди также начинали слезать с кулбак.

Янаш ещё сидел и разглядывался, несомненно, для выбора места отдыха, когда среди глухого молчания его ухо уловило вдали ржание коней.

Если бы он в эту минуту посмотрел на Доршака, заметил бы, как он вдруг побледнел.

Едва донеслось это отдалённое ржание, когда стоящему рядом Никите Корчак бросил:

– Все на коней и за оружие, не спешиваться, окружить кругом.

Доршак больше догадался о приказе, чем его услышал.

– Пусть люди отдохнут, – отозвался он, – пусть сложат оружие, потому что напрасно тащили его всю дорогу. Коней нужно напоить.

Янаш кивнул Никите.

– Даже не думать.

Мечникова и Ядзя с недоумением поглядывали на него и не могли объяснить себе этого беспокойства.

Доршак, якобы что-то поправляя у седла, не слезал с него и беспокойно бросал по кругу взгляд.

Какое-то мгновение продолжалось ожидание, когда земля вдруг начала издалека гудеть, всё громче, всё ближе и с правой стороны недалеко показался как бы табун лошадей, которые мчались прямо на обоз.

У мечниковой было время перекреститься и схватить дочку за плечи, когда уже Янаш и люди стали отрядом между ней и тем зрелищем, для неё непонятным. Она оглянулась на Доршака и увидела, что его конь мог выскочить, убегая в противоположную сторону. Ей только казалось, что рукой он давал какие-то знаки. Кому? Людям, что её окружали, или тем нападающим – понять было невозможно. В это же мгновение свист стрел, которые посыпались градом, били в кусты и падали, попадали в стволы деревьев, послышался вокруг… Янаш с людьми, уже готовыми к обороне, стоял, заслоняя собой мечникову. Он не утратил ни мужества, ни хладнокровия, глазами старался сосчитать силу неприятеля, гораздо превосходящую. Визг и крик татар, топот коней, показывающиеся чёрные лица с белыми зубами, падающие стрелы также не тревожили этой горсти людей, которой командовал Янаш. Подпустив толпу на выстрел, дали огня… Этот неожиданный отпор, видно, задержал нападавших, но они начали забегать слева и окружать горсть людей, которых только лес заслонял с другой сороны. Янаш кричал, приказывая, чтобы мечникова с дочкой не отходила от боевого строя, и медленно скомандовал отступать к ущелью. Стороны ущелья были покрыты гутыми зарослями и наверх татары могли взобраться не скоро. Следовательно, овраг представлял собой вид естественной крепости, в которой, во всяком случае, с маленьким этим отрядом держаться было можно. Все это поняли. Ксендз Жудра схватил за руку мечникову и стоял с ней за каретой, которую пытались также втащить в балки. Только кони, устрашённые криками и стрелами, сначала не давали управлять собой. Это была отчаянная оборона. Татары обегали всё более тесным кругом и по-прежнему пускали стрелы.