Генри Джеймс - Бостонцы

– О, нет ничего такого, чего я бы не сделал для женщин. Только дайте мне шанс, и вы сами увидите.

Олив помолчала.

– Я имею в виду, – ваша симпатия распространяется на весь женский пол или только на мисс Таррант?

– Что ж, симпатия есть симпатия – и этим всё сказано. Она распространяется на мисс Верену и на всех остальных, – кроме леди-корреспондентов, – добавил молодой человек шутливо, и тут же понял, что чувство юмора у подруги Верены отсутствует. Не лучшей идеей с его стороны было продолжить: – она распространяется даже на вас, мисс Ченселлор!

Олив вскочила на ноги, колеблясь. Она хотела уйти, но для неё было невыносимо оставить Верену на забаву этим отвратительным молодым людям, которые и так вовсю развлекались. У неё также было странное чувство, что подруга последние полчаса игнорировала её, не интересовалась ею, выстроила стену между ними – стену из широких мужских спин, грубоватых смешков и насмешливых взглядов, бросаемых через всю комнату на Олив, которые должны были скорее отвратить её от того, что там происходило, нежели пригласить принять в этом участие. Если бы Верена узнала, что мисс Ченселлор становится не по себе, когда балом правят смешливые молодые люди, это нисколько не удивило бы её. Но бедная девушка могла догадываться, что видеть, как её неприспособленность к такому обществу принимается как должное, было едва ли более приемлемым для Олив, чем необходимость в этом обществе вращаться. Худшие опасения последней тут же подтвердились, когда миссис Таррант прокричала ей, что она не должна уходить, так как мистер Бюррадж и мистер Грэйси пытаются убедить Верену продемонстрировать им искусство импровизированной речи, и она уверена, что её дочь непременно согласится, если мисс Ченселлор уговорит её собраться. Мисс Ченселлор может повлиять на неё больше, чем кто-либо другой. Но мистер Грэйси и мистер Бюррадж так взволновали её, что она боится, что эта попытка будет крайне неудачной. Все встали со своих мест и Верена подошла к Олив, протянув к ней руки и её ясное лицо не выражало ничего похожего на угрызения совести.

– Я знаю, что вы хотели бы, чтобы я говорила как можно чаще – я постараюсь сказать что-нибудь, если вы этого хотите. Но я боюсь, что здесь слишком мало людей. Я не знаю, как общаться с маленькой аудиторией.

– Жаль, что мы не привели с собой никого из своих друзей – они бы с удовольствием пришли, если бы у них была такая возможность, – сказал мистер Бюррадж. – Во всем Университете нет большего наслаждения, чем слышать вас, и нет более благодарной аудитории, чем мужчины из Гарварда. Нас всего двое – Грэйси и я, но Грэйси сам себе хозяин, и я думаю, скажет обо мне то же самое, – молодой человек произнёс эти слова свободно и легко, посмеиваясь над Вереной и даже немного над Олив, как человек, которого все считают мастером умелых подначек.

– Мистер Бюррадж слушает даже лучше, чем говорит, – заявил его компаньон. – У нас выработана привычка быть внимательными на лекциях, знаете ли. Ваша лекция станет настоящим удовольствием для нас. Мы просто погрязли в равнодушии и предрассудках.

– Ах, мои предрассудки, – продолжил мистер Бюррадж. – Если бы вы только могли их видеть. Уверяю вас, они просто ужасающи!

– Дайте им палец – они всю руку откусят! – воскликнул Маттиас Пардон. – Если вы искали возможности завоевать Гарвардский колледж, то вот ваш шанс. Эти джентльмены разнесут весть о вас всем. Это станет началом начал.

– Я не знаю, понравится ли это вам, – проговорила Верена, всё ещё глядя в глаза Олив.

– Я уверена, мисс Ченселлор всё здесь нравится, – с достоинством заметила миссис Таррант.

Селах вновь возник из ниоткуда в этот момент. Его высокая одухотворённая фигура появилась в обрамлении дверного проёма.

– Может быть, я сумею вдохновить тебя? – вопросил он бодро, оглядывая комнату.

– Хотите, я сделаю это сама,– нежно сказала Верена, обращаясь к подруге. – Это хорошая возможность попробовать обойтись без помощи отца.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что собираешься обойтись своими силами? – испуганно воскликнула миссис Таррант.

– Ах, я умоляю вас, продемонстрируйте нам всё, – не удаляйте ничего из вашей программы! – послышалась мольба мистера Бюрраджа.

– Я всего лишь хочу подбодрить её, – сказал Селах, отстаивая свою позицию. – Я тут же удалюсь, если ничего не выйдет. Я вовсе не хочу привлекать внимание к моим скромным способностям, – последнее заявление, кажется, было обращено к мисс Ченселлор.

– Что ж, гораздо более вдохновляюще получится, если вы не будете к ней прикасаться, – сказал ему Маттиас Пардон. – Как будто на неё снизойдёт то, что… в общем, то, что на неё обычно нисходит.

– О, мы никогда не утверждали ничего подобного, – пробормотала миссис Таррант.

Эта маленькая дискуссия заставила кровь прилить к лицу Олив. Она чувствовала, что все присутствующие смотрят на неё – и прежде всего Верена, – что это её шанс укрепить свою власть над девушкой. Это было очень волнующе. К тому же, ей не нравилось, независимо от причин, быть в центре внимания. Но всё сказанное окружающими было глупо и пошло. Само это место дышало нездоровой атмосферой, от которой она хотела спасти Верену. Они считали её забавой, живым развлечением, и эти двое мужчин из Колледжа бессовестно потешались над ней. Это не то, для чего она предназначена, и Олив спасёт её. Верена так простодушна, что даже не замечает всего этого. Она единственный чистый дух в этой ужасной компании.

– Я хочу, чтобы вы выступали перед аудиторией, которая этого заслуживает – чтобы убеждать людей серьёзных и искренних, – даже сама Олив слышала, как дрожит её голос, когда она произносит это. – Ваша миссия не в том, чтобы служить развлечением для отдельных людей, но в том, чтобы тронуть сердца масс, и даже наций.

– Дорогая мадам, я уверен, мисс Таррант тронет моё сердце! – галантно заметил мистер Бюррадж.

– Ох, не знаю, справедливо ли так говорить об этих молодых людях, – со вздохом сказала миссис Таррант.

Верена на мгновение отвлеклась от своей подруги и ответила мистеру Бюрраджу с улыбкой:

– Я не верю, что у вас есть сердце, а если оно и есть, то меня это не волнует!

– Вы даже не представляете, как сильно ваши слова заставляют меня желать услышать вашу речь.

– Поступайте, как вам будет угодно, моя дорогая, – еле слышно проговорила Олив. – Мой экипаж, должно быть, уже здесь, – я в любом случае должна покинуть вас.

– Я вижу, что вы не хотите этого, – удивлённо сказала Верена. – Вы бы остались, если бы хотели, чтобы я говорила, разве не так?

– Я не знаю, что я должна делать. Пойдёмте! – сказала Олив почти сердито.

– Что ж, они уйдут от вас, так и не став лучше, чем пришли, – сказал Маттиас Пардон.