Уильям Голдинг - Воришка Мартин

– Чтобы вал прошел ровно, нужно заполнить каждую канаву вровень с краями.

Всей связки хватило на линию в два дюйма шириной, которая протянулась от «Красного льва» до Наблюдательного поста.

Он вернулся к Панорамному утесу за следующей порцией. Возле «Красного льва» опустился на корточки и хмуро оглядел результаты трудов. Линию было чуть видно. Он снова направился к утесу.

У самой дальней из Трех скал что-то плеснуло. Он резко обернулся – ничего. Никакой пены, лишь еле заметное нарушение рисунка волн.

– Хорошо бы поймать рыбу.

Еще порция водорослей. Коробочки со студенистой массой разрывались от нажатия. Одну он сунул в рот, но вкуса не разобрал. Он носил связку за связкой, но когда свалил все в первую расщелину, до верха оставалось еще больше фута.

Он стоял на краю, глядя вниз, на красные и бурые плети, и внезапно заволновался.

– Сколько еще? Дюжина связок? Два десятка? А линию ведь придется расширять…

Разум способен ясно оценить объем работы и подсчитать, во что она станет.

– Пора отдохнуть.

Он присел возле Гнома. В небе над головой было пусто. Линия водорослей тянулась по скале, словно шлейф.

– Никогда в жизни так не работал. Совсем вымотался.

Он положил голову на колени, обернувшись к серой линии с пятнышком посередине, нацарапанной на скале.

– Не срал с тех пор, как нас подбили.

Сидя неподвижно, он пытался понять, в чем тут дело, и вдруг поднял голову. Солнце клонилось к закату, четко вырисовывая линию горизонта. Приглядевшись, можно было даже различить колебания идеальной кривой, вызванные волнением моря.

Примерно посередине между солнцем и скалой Спасения на волнах виднелась белая точка. Он всмотрелся – чайка, сидящая на воде. Представил, как она поднимается в воздух и летит на восток. Наверное, уже завтра опустится на воду где-нибудь на Гебридах или станет перепархивать следом за плугом на склоне холма в Ирландии. Перед глазами, как живой, возник пахарь в матерчатой кепке, швыряющий комьями земли в незваную гостью.

– Прочь пошла, и все беды с тобой!

Однако птица не раскроет клюв, не ответит, как в старой сказке. Впрочем, даже будь эта чайка не просто летательной машиной, она и тогда не поведала бы об израненном человеке, сидящем на скале посреди океана…

Он встал и принялся ходить взад-вперед, рассматривая мысль со всех сторон.

Может, я никогда не выберусь отсюда.

Слова. Целостность личности.

– Вы все тоже только машины. Влажность, твердость, движение, я знаю про вас все. У вас нет жалости, но нет и разума. Я вас перехитрю! Нужно только вытерпеть. Я подаю воздух в свою печь, развожу свой очаг, я убиваю и ем. И нечего…

Он умолк на мгновение. Чайка подплыла ближе, скрывая рептилью сущность под белым оперением.

– Мне нечего бояться.

Чайку несло приливом. Конечно, прилив бывает и здесь, в самом сердце Атлантики, его гигантская волна охватывает весь мир. Она так обширна, что даже отдельные языки ее, океанские течения, несут воду потоками длиной в десятки тысяч миль. Течение омывает и эту скалу, поднимается, опускается и движется вспять, бессмысленно и вечно. Оно не остановится, даже когда последняя жизнь осыплется с тела земли, как отцветшие лепестки. Скала стоит неподвижно, течение проходит мимо.

Чайка чистила перья и отряхивалась, словно утка в пруду. Он резко отвернулся и спустился к Панорамному утесу. Водоросли, свисавшие со стены, уже наполовину скрылись под водой.

Завтра.

– Я слишком устал. Не стоит переутомляться.

Работы здесь невпроворот, ни минуты покоя.

Мысль о мидиях только отбивала аппетит, и он снова подумал о коробочках с желе, висящих на ветках водорослей. Желудок будто пытался что-то сказать. Мидии желудку не нравились, а от одной мысли о леденцах-анемонах он сразу сжимался, и во рту возникал неприятный привкус.

– Переработал. Да и обгорел, наверное. Надо отдыхать.

Он снова напомнил себе, что сегодня его спасут, но прежней убежденности не почувствовал.

– Надо одеться.

Натянул рубашку и брюки, обошел вокруг Гнома, снова опустился на скалу.

– Хорошо бы вздремнуть, но пока не стемнеет, нельзя. Они подойдут к скалам, посигналят, и если я не объявлюсь, двинутся дальше. Сегодня я не зря потратил время, теперь у меня есть цель. Завтра надо закончить работу. Они могут быть рядом, за горизонтом, стоит только подождать.

Устроившись поудобнее возле Гнома, он стал ждать. Но у времени нет конца, и то, что прежде казалось целью, обернулось серой безнадежностью. Он попытался подключить разум, но там не нашлось ни тепла, ни надежды, одни лишь бескровные рассудочные тени. Губы зашевелились, бормоча:

– Меня спасут. Меня спасут.

Время шло, он давно уже позабыл, о чем думал. Солнце опускалось в воду. Он тяжело поднялся, побрел к канаве с водой и напился. Красная полоса вдоль берега лужи стала шире. Он это заметил.

– Надо что-то придумать с водой.

Эхо послушно подхватило слова.

Он оделся, как для сна, и обернул ноги серым свитером. Между скалой и ногами пролегла мягкая ткань, словно ковер на каменных плитах собора. Дурацкое ощущение, которого не бывало нигде больше, особенно в этих нелепых, якобы средневековых, туфлях почти без подошв – Майкл их придумал. Да и акустика здесь скверная – слышно одно лишь «уа-уа-уа» под высокими цилиндрическими сводами, будто качается невидимый маятник.

– Тебя совсем не слышно, ни слова не пойму. Чуть громче. Давай, старайся… Нет, все равно не слышу…

– Еще раз? Медленнее?

– Только не медленнее! Громче! Ну, на сегодня все, ребятки. Погоди, Крис. Знаешь, Джордж, тут у Криса не выходит…

– Дай ему шанс, старина. Что, Крис, не твое это?

– Я справлюсь, Джордж.

– В другой роли он лучше будет, старина. Крис, ты актерский состав видел? У тебя еще вторая роль, и… Впрочем…

– Но Элен не…

– А при чем тут Элен?

– Она не говорила, что…

– Состав подбираю я.

– Конечно, Пит, старина. Само собой.

– Крис, у тебя роль Пастуха и вторая – один из Смертных грехов. Как думаешь, Джордж, Смертный грех в исполнении Криса?..

– Еще бы, старина, конечно.

– Знаешь, Пит, после всего, что я для тебя сделал, просить меня играть…

– Две роли? У всех у нас по две роли, у меня тоже. Так что, Крис, грех тебя дожидается.

– Какой именно?

– Вот сам и выберешь. Эй, Джордж, как думаешь, лучше ведь, если наш Крис сам выберет грех себе по вкусу?

– Конечно, старина, ясное дело.

– Прю как раз костюмы готовит, сходи взгляни, там, в склепе…

– Но к вечернему спектаклю…

– Давай, Крис, представление продолжается. Джордж, не хочешь взглянуть, что выберет Крис?

– Хе-хе, пожалуй. Да, хочу! Ей-богу, хочу… Пошли, Крис.

– Не знаю, я…

– Вперед, Крис, мы за тобой.