Оливия Уэдсли - Заложница любви

Он начал испытывать легкий страх, что может потерять ее, и эта мысль преследовала его.

– Не могу, не могу, – шептал он, тяжело дыша. – Нельзя допустить этого!

Не обращая внимания на то, куда идет, Сара двигалась машинально и снова вышла на широкую белую дорогу. Но то впечатление благословенной тишины и спокойствия, которое она в первый раз испытала здесь, теперь исчезло.

Она машинально двигалась вперед; пунцовые маки раздражали ее глаза, отражаясь, как блестящие диски, на слегка сероватом фоне дороги.

«Шарль теперь уедет, – думала она, – и больше не вернется! Беспокойство кончилось, а с ним должно прекратиться и беспечное чувство веселости, вызываемое легким возбуждением. Жизнь примет более ровное течение, Шарль уедет, и сердце ее успокоится».

То обаяние, которое имела его горячность, потеряло теперь свою силу; она больше не ощущала его, и ей незачем было презирать себя за свою минутную слабость. Он до некоторой степени потерял значение для нее в это утро вследствие своей грубой требовательности и необъяснимого влияния на нее дивной утренней тишины. Она чувствовала себя свободной, несколько пристыженной и несчастной, но все-таки свободной…

Послышался звук мотора, и чей-то голос позвал ее, а затем Жюльен Гиз уже очутился возле нее. Он смотрел ей в лицо, и его холодная, слегка дрожащая рука сжала ее руку.

Сара заметила с удивлением, что его всегдашнее самообладание совершенно покинуло его. Он имел встревоженный, смущенный вид.

Она смутно слышала его слова, потому что он говорил очень быстро.

– Я должен был приехать. Я только что собирался уйти, когда явился Роберт и сказал о телефонном сообщении, – а может быть, ему сказал об этом слуга, я уж забыл. Он хотел ехать, но я предложил заменить его. Я должен был поехать. Я думал, что с вами случилось что-нибудь. И вижу, что не ошибся, потому что глаза у вас заплаканны.

Он прижал ее руки к своей груди, кусая губы. Лицо его было чрезвычайно бледно.

– Скажите, что случилось? Вы ушиблись? Пожалуйста, не молчите! Вы должны мне рассказать!..

– Со мною ничего не случилось. Пустяки. Было только маленькое приключение, уверяю вас, – отвечала Сара.

Он проговорил сквозь зубы:

– Если бы с вами случилось…

Он, по-видимому, говорил и действовал, не отдавая себе ясного отчета. Не выпуская ее рук, он потащил ее к воротам, и они вместе облокотились на них. Она чувствовала под своими руками, которые он прижимал к груди, как бурно бьется его сердце.

Жюльен, как будто угадав ее мысли, проговорил быстрым прерывистым голосом:

– Дошло до того, что вы теперь должны узнать правду… Я должен открыться вам. Впрочем, я убежден, что вы уже знаете в глубине своего сердца. Я больше чем люблю вас, я вас обожаю, я вам поклоняюсь, как божеству! Называйте, как хотите, то чувство, которое я питаю к вам.

Он вдруг опустился на колени, залитый солнечным светом, что должно было служить как бы символом, предзнаменованием его поступков и слов в будущем.

– Вас не может оскорблять то, что вы любимы. Я только прошу дозволить мне служить вам… ждать… Я знаю, знаю, вам это не нужно, но не отсылайте меня прочь!.. Не мешайте моему единственному счастью. В моей жизни не было ни одной женщины, кроме вас. Ваш образ навсегда запечатлен в моей душе – с первого взгляда. Вы увлекали меня к успеху, вы заставляли меня бороться, чтобы достигнуть его. Я узнал, что вы вышли замуж, через неделю после того, как был сражен вашей красотой в опере. Адриен де Клев сказал мне об этом, и в первое время я ужасно страдал. Потом я твердил себе, что должен забыть… но выжечь вас из своего сердца не мог. А когда… когда я услышал, как вы живете теперь, то был уверен, что мои рыцарские чувства принудят меня молчать, но оказалось, ничто не может заставить любовь умолкнуть, ничто! Видя вас изо дня в день, слушая вас (он вдруг опять схватил ее руку), – вы этого не знаете, не можете знать…

Его голос пресекся. Она увидела его взгляд, горевший фанатизмом страсти.

– Не надо… не надо… – она дотронулась до его плеча, стараясь успокоить.

– Слишком поздно. Я не могу остановиться, – продолжал он каким-то сдавленным, чуть слышным голосом. – У меня нет других мыслей, кроме как о вас, ничто, кроме вас, не имеет для меня значения. Моя работа… – он криво усмехнулся. – …я забросил ее в последние месяцы. Разве я мог работать, зная, что Шарль Кэртон находится возле вас? Я ведь тоже мог быть с вами. Я должен был быть возле вас, слышите ли? Сегодня я бросил дело, чтобы поехать сюда. Я уверял себя, что делаю это потому, что боюсь, не ранены ли вы. Отчасти это была правда, хотя Роберт и говорил мне, что вы невредимы. Но, помимо тревоги за вас, главным двигателем была тут моя жгучая ревность к Кэртону. Вы уехали с ним, и он поранил себя…

– О, замолчите, замолчите! Избавьте меня от этого! – взмолилась Сара. – Шарль Кэртон и я – мы ничего не составляем друг для друга…

Она вдруг запнулась, вспомнив последнюю сцену. Невольная ироническая улыбка промелькнула у нее на устах при мысли о бесполезности бьющей через край страсти, которая изливалась на нее сегодня.

Жюльен увидел только ее улыбку и тотчас же вскочил на ноги.

– Вы можете смеяться надо мной, конечно, вы можете смеяться! – сказал он с горечью и хотел разразиться еще более едкими словами, но вдруг почувствовал, что не может больше говорить, и замолчал. Он не мог высказать всего, что накопилось у него на сердце, рассказать о заброшенном деле всей его жизни, о сердитых упреках, изливавшихся на него со стороны отца, о едких комментариях старших членов адвокатуры. Ему казалось на одно мгновение, что он может всем поделиться с нею. Но он вообразил, что она смеется над ним, увидев ее улыбку, и горький упрек застыл на его устах. Он с трудом мог вернуть свое самообладание и способность речи.

Сара прервала неловкое молчание.

– Я вовсе не смеялась над вами… над вашими излияниями, – сказала она. – Я не могу объяснить вам… но вы должны мне поверить, что это правда.

– Вы просто хотите избавить меня от огорчения, – отвечал Жюльен, и в голосе его слышалась презрительная насмешка. – Но ведь я знал, раньше чем заговорил, знал всегда, что вам это безразлично. Только разве вы не могли сказать мне хоть одно доброе слово вместо этой жестокой насмешки? Или вы думаете, что моя любовь не заслуживает даже простого доброго отношения?

Он нагнул голову и пристально посмотрел на нее.

– Неужели вы никогда не чувствовали себя одинокой, не хотели, чтобы вас любил кто-нибудь, даже если вы не могли отвечать ему, кто-нибудь, кому вы могли бы доверять? – произнес он шепотом. – Мне вы можете доверять. Позвольте мне любить вас, Сара!