Александр Володин - С любимыми не расставайтесь! (сборник)

– Почему же, Санчо, твой Дон Кихот и на этот раз не пришел ко мне, когда я сама его позвала? – спросила Альдонса.

– Да потому, что по законам рыцарства он сначала должен был выполнить свое обещание и спасти принцессу от великанов! А потом уж думать об удовольствиях! Разве не так?

– Не знаю ваших дел. А кто она была, эта принцесса, о которой вы все время тут толкуете?

– Эта сеньора, которая выдавала себя за принцессу, оказалась такая же принцесса, как моя супруга Тереса.

– Любопытно было бы услышать, с какими дамами еще был знаком ваш господин.

– Еще в него была влюблена девица Альтидисора.

– Тоже принцесса?

– Это была горничная, но ей едва стукнуло пятнадцать лет. Самая здоровая девушка во всем замке. Но при виде Дон Кихота ей сразу становилось дурно, и подругам приходилось расшнуровывать ей корсет.

– Мы корсетов не носим, у нас и так все в порядке. Так что же там с ней стряслось?

– Она пела ему под лютню и молила Бога, чтобы Дульсинея так и не вышла из-под волшебных чар и чтоб он не насладился и не взошел с нею на брачное ложе.

– Дура стоеросовая. Дворцовая подметалка.

– Теперь вам ясно, что это был за человек? И это только начало. Если бы наш гость Санчо Панса не поленился и продолжил свой рассказ о любовных похождениях пресловутого Дон Кихота, то мы бы наверняка услышали немало интересного! – рассудил жених.

Санчо сказал, наливаясь гневом:

– О подлые, нескромные, неучтивые, невежественные и косноязычные люди! Наушники и клеветники! Вы думаете, я пришел к вам ради вашего пирога? Я пришел взглянуть на ту, перед которой так тяжко виноват. Не вам, а ей я хотел передать все слова моего господина, которые он обращал к ней. Может быть, я сболтнул что-нибудь и не так. Дурак в своем доме скажет лучше, чем умник в своем. Но знай одно, Альдонса, – страшнее всего была для моего господина мысль, что какая-нибудь девица его пленит и заставит нарушить обет целомудрия, который он дал владычице своей Дульсинее. И вот как он стенал ночами, не давая мне заснуть: «Для одной лишь Дульсинеи я – мягкое тесто и миндальное пирожное, а для всех остальных я – кремень. Одна лишь Дульсинея для меня прекрасна, разумна, целомудренна, изящна и благородна. Все же остальные безобразны, глупы, развратны и худородны. Природа произвела меня на свет для того, чтобы я принадлежал ей, а не какой-либо другой женщине».

– Да что же это в самом деле! Он же и знать меня не знал! – возмутилась Альдонса.

– Знал он тебя, знал, в том-то и дело.

– Вот наконец кое-что и выясняется, – обрадовался жених.

– Когда еще он скромно и бесславно жил в своем селе, ел винегрет и читал рыцарские романы и звали его просто Алонсо Кихано, – сказал Санчо.

– Тощий Алонсо Кихано, – поразилась Альдонса.

– Иногда он забредал в наше Тобосо и тут влюбился в тебя за твою миловидность.

– Я не обращала на него никакого внимания.

– Ты не обращала на него внимания, но ты показалась ему достойной быть владычицей его помыслов. И он выбрал тебе имя, которое не слишком бы отличалось от твоего собственного, но в то же время напоминало бы имя какой-нибудь принцессы – Дульсинея Тобосская. Потому что ты родом из Тобосы.

– Но он и слова мне не сказал!

– Потому что его чувство всегда было возвышенным и далее почтительных взглядов дело не заходило.

– Тощий Алонсо Кихано…

– Алонсо Кихано Добрый, так его все звали в Ламанче.

– Вот и вышло все на чистую воду, – сказал жених.

– Что вышло-то? – вскинулась мать.

– То, что они были знакомы и встречались!

– Какие же это встречи? Человек три раза в жизни видел девушку и ничего себе не позволил, а только пялил глаза, может быть, с другого конца улицы!

– Какая разница, сплетни все равно будут.

– Если ты сам не станешь трепать языком, то и сплетен не будет. У нас и читать-то никто не умеет, и знать никто не узнает, что там в Толедо написали, – сказал отец.

– А если даже сюда и дойдет какой-нибудь слух? Что плохого в том, что твоя жена стоит такой любви? – добавила мать.

– Что делать, когда настоящие парни уходят в город, то и такой может поторговаться.

– А если сюда понаедут городские молодчики, любители романов, да начнут из любопытства подбиваться к моей жене? На будущее вот тебе мой совет, дорогая: дальше постели ног не вытягивай! – сказал жених.

– Это он ревнует, потому и беснуется, – объяснила мать.

– Ревновать-то я не ревную, а зло меня берет, это верно, – ответил жених.

– Об этом я и говорю.

Отец решил:

– Давайте закругляться. Вспомните, Санчо, не нужно ли вам сменить дверь в кладовку?

– Пора бы, – согласился Санчо. – А не надобны ли вам листья для шелковичных червей?

– Не помешали бы и листья.

– Вот что, дружище. Вы должны сказать всем и объявить, что Дульсинея – не она.

– А кто же тогда Дульсинея?

– Кто угодно, только не она.

– Та, с родимым пятном над губой, Марсела, – вмешалась мать.

– Марсела – Дульсинея, – подтвердил отец.

– Он перед ней становился на колено? Она и Дульсинея.

– Ее заколдовали – значит, Дульсинея она. А что написали в книге несведущие люди – нас не касается. Санчо Панса лучше знает.

Отец показал на дочь:

– Не она?

– Не она, – сказал Санчо.

– А кто? – спросила мать.

– Не знаю.

– Черт побери, Дульсинея – Марсела с родимым пятном! Ведь так, Санчо? – рассердился отец.

– Так, – согласился Санчо.

– Кто Дульсинея?

– Марсела с родимым пятном.

Отец обратился к жениху:

– Доволен?

– И пускай оповестит жителей Тобосо, что между Альдонсой и Дон Кихотом ничего не было, – потребовал жених.

– Если она вообще не Дульсинея, зачем же оповещать, что между ними ничего не было? – вмешалась мать.

– Дурень, если Санчо начнет ни с того ни с сего кричать, что между ними ничего не было, – это как раз и посеет ненужные подозрения, – поддержал ее отец.

– Хорошо, тогда пускай он скажет хотя бы нам, было что-нибудь между ними или не было? – настаивал жених.

– Изверг естества! Подвал гнусностей! Копилка небылиц! Неужели тебе еще не ясно, что между ними ничего не было? Санчо, повтори ему, что ничего не было!

– Ничего не было, – сказал Санчо.

– Ничего не было! Понял?

– Он и видел ее всего раза три, и то еще до того, как немного тронулся в уме.

– До того, понял?

– Она тогда и внимания на него не обратила.

– Она и внимания не обратила! Понял?

Тут вступила Альдонса:

– Понял он, понял. А теперь, женишок, держись за скамейку, я тебе скажу правду.

– Вся правда сказана, и довольно, – беспокойно сказала мать.

– И нечего меня выгораживать, надоело. Скучно мне оправдываться перед тобой. А что было, то было, и не тебе меня судить.

– Опомнись, что между вами могло быть!