Александр Володин - С любимыми не расставайтесь! (сборник)

Подумать так заставили ее обиды и огорчения этого дня. Мы даже услышали эти слова, как будто она их сказала.

На улице проехала машина. Потом хохоча прошла какая-то компания – может быть, те четверо? Или другие?

Потом фонарь на улице погас, в комнате стало совсем темно.

ДВА ВИТЯЗЯ – НЕМОЛОДЫЕ, УСТАЛЫЕ, ТОПОРИКИ НА ПЛЕЧО – СТОЯЛИ НА СТРАЖЕ У ВХОДА В КАМЕННУЮ ПЕЩЕРУ.

ИЗ ТУМАННОЙ ЕЕ ГЛУБИНЫ ВДРУГ ВЫЛЕТЕЛИ СOHНЫЕ, ЧЕМ-ТО ВСТРЕВОЖЕННЫЕ ПТИЦЫ.

СТОРОЖЕВЫЕ ПЕРЕГЛЯНУЛИСЬ, ПОМЯЛИСЬ, ЗАГЛЯНУЛИ В ПЕЩЕРУ.

НА ШЕСТИ ЧУГУННЫХ ЦЕПЯХ ПОКАЧИВАЛСЯ ХРУСТАЛЬНЫЙ ГРОБ. ОН БЫЛ ПУСТ…

ВИТЯЗИ ПОСТОЯЛИ В РАСТЕРЯННОСТИ, ПОТОМ, НИ СЛОВА НЕ ГОВОРЯ, ПОБЕЖАЛИ К СВОИМ КОНЯМ, ОТВЯЗАЛИ ИХ ОТ ДЕРЕВЬЕВ, ВСКОЧИЛИ В СЕДЛА И ПОСКАКАЛИ, РАЗБРЫЗГИВАЯ ЛУЖИ. ВЕТВИ ХЛЕСТАЛИ ИХ ПО ШЛЕМАМ.

ВДАЛЕКЕ ЗАБИЛ КОЛОКОЛ.

В комнате тем временем стало светлее, и мы начали различать постель и лежащую на ней девушку.

Это была не Настя.

Это была девушка, в точности подобная красавице, изображенной на иллюстрации. Она спала, и легкое напряжение мысли виднелось на ее лице.

– Ах, если бы я была такая! – все еще думала она. Но она была уже такая.

Наступило утро.

Девушка открыла глаза. Она словно бы чему-то удивилась и, привздохнув, произнесла:

– Как же долго я спала!

Приподнявшись на постели, она посмотрела на мать – та еще спала, на будильнике – было около девяти.

Она оделась, пригладила руками волосы. Она боялась опоздать на работу. И все-таки все делала немного медленней, раздумчивей, чем обычно, словно позабыла, где что находится.

Она плеснула в лицо холодной воды из-под крана, поставила матери завтрак на стул, чтобы съела, когда проснется, а сама есть не стала.

На улице светило солнце. Все спешили и, как водится, особого внимания друг на друга не обращали.

Но тут Настя начала замечать некоторые странности.

Мужчина, стоявший перед нею в ожидании автобуса, посмотрел на нее, чему-то удивился и пропустил без очереди.

– Что вы! – смутилась Настя, но прошла.

Едва она начала искать монетку, чтобы бросить в билетную кассу, как сидевший неподалеку немолодой уже человек улыбнулся ей и, тоже чем-то удивленный, уступил ей место.

– Что вы, что вы! – растерялась Настя, но села.

Она заметила, что на нее смотрят пассажиры. И мужчины и женщины, и молодые и пожилые, и все словно бы чем-то немного удивлены.

Она мельком оглядела свое пальто, поправила шапку – все было в порядке. Но на нее все равно смотрели. Тогда она взглянула в окошко, чуть прижмурясь, чтобы увидеть отражение в стекле. Отражение было неясное и странное. Она немного отодвинулась, чтобы увидеть яснее… Она пошевелилась, и отражение пошевелилось. Она повернула голову – и отражение повернуло голову. Она оглянулась на пассажиров – они смотрели на нее еще более удивленно.

Она встала и заторопилась к выходу.

– Простите, пожалуйста… Простите, пожалуйста… – говорила она, и ее быстро пропускали.

Выскочив из автобуса, она нерешительно подошла к стеклянной витрине. Здесь отражение было почти совсем ясное. Она побежала по улице и зашла в магазин шляп.

– Простите, пожалуйста, – сказала она какой-то женщине, оттолкнула ее и посмотрелась в овальное зеркало.

Она потрогала себя за щеку – цвет лица был настоящий. Она потрогала ресницы – стрельчатые ресницы были свои.

Она вышла на улицу и медленно пошла, сама не зная куда.

Часы показывали уже бог знает что, на работу она опоздала. Да она и не могла явиться в таком виде. Что это? Кто это? Она ли это?..

Она зашла в будку автомата, позвонила.

– Яков Алексеевич?! – слабым голосом спросила она. – Здравствуйте, это я, Настя.

Яков Алексеевич стоял у стола, прижимая плечом телефонную трубку. Вместо правой руки у него был протез. Левой он подливал чернила в подушечку для печати.

– Слушаю тебя, Настя.

– Яков Алексеевич, у меня мама совсем разболелась, дайте мне за свой счет на несколько дней. Яков Алексеевич, я у вас никогда ничего не просила…

– А, черт, – поморщился Яков Алексеевич, но согласился: – Ладно, только недолго. Вернешься – оформлю.

– Спасибо, Яков Алексеевич.

– Матери привет, – сказал он на прощание и повесил трубку.

Настя вошла в кабинет врача.

Заполняя карточку предыдущего больного, врач спросил ее:

– Что у вас?

– У меня нервное, – сказала Настя. – Мне иногда кажется, что я…

Врач поднял голову, посмотрел на нее и словно бы забыл вдруг, что следовало делать дальше.

– Где-то я вас видел, – сказал он.

Настя пожала плечами.

– Не знаю.

– Садитесь, – оживился врач.

Настя села на стул, он сел напротив нее.

Он немного оттянул ей веко и отпустил… Но, глядя в ее глаза, опять забыл, зачем это сделал.

– Пожалуйста, ногу на ногу, – встряхнувшись, попросил он.

Врач хотел стукнуть ее молоточком по колену. Женщина была спокойна, строга и прекрасна. Он опять немного забылся, а Настя, стыдясь, одернула юбку.

– Все в порядке, – вздохнул врач. – Вы просто переутомились, вам надо отдохнуть.

– Спасибо.

Настя поднялась и пошла из кабинета.

Врач пошел за ней.

– Если вам нужен санаторий, я могу написать направление.

– Спасибо, не надо.

Врач нагнал ее.

– Виноват, может быть, хотите записаться в плавательный бассейн? У меня как раз есть возможность.

– Спасибо, не надо.

Настя вышла на улицу.

Врач тоже вышел прямо в халате, остановился и долго смотрел ей вслед.

Она вернулась домой, постояла у двери не раздеваясь. Потом решилась и вошла в комнату.

Мать открыла глаза, увидела ее, испугалась:

– Ты что?..

– Я?

– Почему на работу не пошла?

– Мне отгул дали.

– Сама попросила или сами дали?

– Я попросила, а Яков Алексеевич дал. – Мать успокоилась, залюбовалась дочкой: – Красавица ты моя!

Значит, для матери она осталась прежней? Или для нее Настя всегда была такой?..

Она прошлась по комнате, взглянула на себя в зеркало.

– Где ты там? – спросила мать.

Настя подошла к матери.

– Отгул – это хорошо. Придется тебе поработать за меня. А то прибегал Моргунов и пилил, что он нам дал площадь, а я не работаю.

– А я уберу, – сказала Настя и стала надевать материны валенки.

Она, не отрываясь, глядела в небольшое зеркало, надевая валенки.

Она смотрела в зеркало, завязывая белый фартук.

Она вышла на лестницу и, прислонясь к стене, постояла здесь в полумраке. Но услышала чьи-то шаги и заторопилась. Достала из кладовки ломик и фанерный совок и, мягко переступая валенками, вышла на улицу.

Снег лежал всюду, где положено и где не положено.

Что-то важное и грустное есть в первых зимних снегах. Они напоминают нам о прошлых зимах, которые были совсем иными, а снег был точно такой же.

Настя вскинула голову и обвела взглядом верхние этажи домов.