Array Антология - Восставшие из небытия. Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции.

Там крейсер стоял на причале
И высился серою глыбой,
Отчаянно чайки кричали,
Кидаясь в пучину за рыбой.

И соль на губах от прибоя,
Клочок облюбованный суши,
И ветер и море. И двое
Влюбленных друг в друга по уши.

Детство мое тихое.
Тын, да хата с мальвами.
Я не знал о них тогда.
Океанах с пальмами.

За кривыми вербами,
У болотной ямы,
Мне лягушки первыми
Были кобзарями.

Сумрак дымкой ладана.
Вился над бурьяном,
И в копилку падало
Солнце за курганом.

Вечер в поле стелется,
Тихий свет от месяца.
Ветряная мельница
Неустанно крестится.

Звездными миражами
Пруд сиял у берега,
И не снилась даже мне
Та страна Америка.

С курносой смертью ежели
Я встречусь наяву,
Немногие пережили —
Но я переживу.

Скажу ей – нету в мире
Для жизнелюбов мест,
И яма-то не вырыта,
И не сколочен крест.

Иди к соседу – пьяница.
Ленив, завистлив, слаб.
Он сам к тебе потянется,
До смерти любит баб.

Ей-Богу, парень стоющий,
Спьяна на все готов;
А мне б, картин хоть сто
Да книжечку стихов.

Дождя все ждали долго, долго,
А он все набирался сил,
И вдруг залил мой сад, как Волга
Мой дом как баржу накренил.

Шумят, кипят деревьев кроны.
Летит поток с мансарды вниз,
И тучам рукоплещут клены —
Еще дождя! Дождя! на бис.

Присела птица сонная
На черное окно.
Внизу Невы зеленое.
Игорное сукно.

Всю ночь знаменья всякие,
Да шорохи окрест.
На куполе Исакия
Как туз трефовый крест.

Дорогами окольными.
Бочком как будто вор.
Вновь месяц как Раскольников
Проходит в темный двор.

Опять при мертвом свете том
Ползет по этажам,
Уже почти столетие
Кого-то ищет там.

Обрывки фраз до Невского
Доносит шепотком,
«Вам, сударь, Достоевского? —
Пошел в игорный дом».

Там в этой книжной лавке,
Где букинист рассеянный
Чахнет на старом прилавке.
Русский Парнас в рассеянии.

Книги стоят рядами
В темном углу скучая.
Нетронутые годами
Возле халвы и чая.

Непроданная поныне
Горечь русской души —
Этот рыдал в Берлине,
Тот голосил в Виши.

Этот поэт без звания,
Тот – титулованный князь;
У князя давно графомания
В скитаниях развелась.

Тлеют давно страницы.
Выцвело имя поэта,
Лирик скончался в Ницце,
Трагик в Бельгии где-то.

Слава их редко тешила,
Статуи им не высила,
На шеи наград не вешала.
Не клала венков на лысины.

Жили с мечтой о чуде —
Хоть в виршах восстать из мертвых!
Только стихи как люди —
Мало стихов бессмертных.

Многих уже не стало
В майской звенящей сини.
На кладбищах полыхала
Сирень, как тогда в России.

Спит букинист у кассы,
Похрапывает глухо,
В стаканчике из пластмассы
Чай и дохлая муха.

Робко через оконце,
Грязную раму минуя,
Входит мутное солнце
В эту тоску земную.

Спит букинист, не слышит,
Как обкарнав сатирика.
Трагика съели мыши
И доедают лирика.

В декабре вспоминается май,
Вспоминается юность все чаще.
Мокрый Киев, веселый трамвай
На зеленую площадь летящий.

Там в саду за кривой мостовой
В синих блестках и ливня и мая.
Ты стоишь под сиренью густой.
На свиданье меня поджидая.

Мы по площади старой пойдем,
Мы еще не предвидим разлуку,
Как чудесно под этим дождем!
Как волшебно держать твою руку!

Я совсем еще юноша, я
Нерешительный и неуклюжий,
И в глаза твои жадно глядя,
Попадаю ботинками в лужи.

Как привольно, как радостно тут
По проулкам шататься без цели!
Водосточные трубы поют
И грачи от весны оголтели.

Счастье жизни – хмельное вино,
Город так по-весеннему светел…
Боже мой! Как все это давно!
Как давно это было на свете!

Тридцать первое декабря.
Шторы окон опущены низко.
Неуверенный свет фонаря
Освещает клочок Сан-Франциско.

Шум кварталов к полночи иссяк.
Тротуары пустынны и сизы,
Лишь стоит охмелевший босяк
На углу, словно башня из Пизы.

Я в гостинице этой опять,
Я давно уже маюсь по свету.
То же кресло и та же кровать
И уюта по-прежнему нету.

Где-то там за домами луна.
Стих мой дом, заварю себе чаю.
Вот дошел до чего! Без вина
Новогодние ночи встречаю!

Без вина, без подруги моей,
Без веселой пирушки – куда уж!
Растерял я по свету друзей,
Всех подруг своих выдал я замуж.

Был я молод и ветрен тогда,
К тем остыл, эти бросили сами.
Не сыскать их уже никогда.
Устарел мой блокнот с адресами.

Все ушло навсегда и не жди.
Унесло как плоты по теченью,
И трамвай, и весну, и дожди,
Что проходят над русской сиренью.

И косматый обрыв у реки,
Где от вязов корявые тени,
И касание милой руки
С ароматом дождя и сирени.

Опять октябрь листвой сверкая
На землю по садам пустым.
Как Зевс когда-то на Данаю,
Пролился ливнем золотым.

Шуршит, звенит листва повсюду,
Как будто музыка сама.
Поэты благодарны чуду,
Художники сошли с ума.

Я сам хмельной в саду у липы.
Вином встречаю этот час.
Не знаю, как там на Олимпе,
Но тут – божественно у нас!!

Forest Lawn – говоря попроще —
Место проводов, слез и бед.
Место, где покупают жилплощадь
С перспективой на тот свет.

Выбор есть: вот участки двухспальные,
Это, если клиент женат —
Даже с видом на улицу с пальмами.
Подороже – на нежный закат.

Наглый агент – с беспечной небрежностью
Объясняет опять и опять.
Как по низкой расценке с вечностью
Вы смогли бы легко переспать.

Не пугает он вас преисподней,
Рай сулит и воркует о том,
Что в могилу – хотя бы сегодня,
А платить – даже можно потом.

Торгаши промышляют идеями.
Но доходнейшая из идей:
Чтоб при жизни еще сумели вы
Погрустить над могилкой своей…