Array Антология - Восставшие из небытия. Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции.

Трагедия оставшихся на оккупированных территориях, в том числе Бабьего Яра, задолго до Е. Евтушенко воплощена в поэме О. Анстей «Кирилловские яры». Проблема соотношения войны и нравственности пронизывает рассказ С. Максимова «Темный лес», написанный задолго до первых повестей В. Быкова. Обострение на войне жестокого начала в человеке и тема ответственности за свои поступки составляет содержание рассказа Б. Филиппова «Духовая капелла Курта Перцеля» и других новелл этого писателя.

Анализ практически всех более или менее талантливых произведений литературы второй эмиграции позволяет сделать вывод, что никто из русских писателей, включая наиболее непримиримого к советской власти Б. Ширяева, не одобрял немецкой оккупации. Произведения поэтов и прозаиков военной эмиграции неизменно несут в себе идею русского национального патриотизма. Частным подтверждением тому служит такая мелкая, но характерная деталь: даже те персонажи военных произведений писателей-эмигрантов, которые служат у немцев или во власовской РОА, говорят о Красной Армии «наши».

Заслугой одного из лучших прозаиков послевоенной диаспоры Л. Ржевского стала предельная объективность изображения фашистских лагерей для военнопленных – той стороны войны, которая вошла в советскую литературу много позже рассказом М. Шолохова «Судьба человека», повестями К. Воробьёва («Это мы, Господи») и В. Сёмина («Нагрудный знак “Ост”»). Из главы в главу романа «Между двух звезд» переходят сообщения о голоде, холоде, эпидемиях тифа, о тысячах умерших, о бесчинствах и издевательствах эсэсовцев над советскими людьми. Вместе с тем писатель показывает и тех русских людей, которые по советским законам того времени считались бы коллаборационистами за сотрудничество с немецкими властями. Военнопленный Кожевников согласился стать русским комендантом лагеря, понимая, что иначе фашисты назначат на эту должность мерзавца-уголовника; доктора Камский и Моталин соглашаются пойти работать в немецкий госпиталь, благодаря чему им удается облегчить, а то и сохранить жизнь сотням пленных.

Столь же неоднозначно показаны в романе и немцы. «Немцы – они разные», – утверждает простая русская женщина Анна Ильинична. И автор с этим вполне согласен.

Заметим, кстати, что в 1966 году в повести В. Быкова «Мертвым не больно» появится подобное же утверждение центрального персонажа повести: «Мое представление о немцах поколеблено. Я уже склонен думать, что среди них бывают разные. И так себе. И ничего. Впрочем, как у нас. И, пожалуй, как всюду. Люди есть люди. И в общей своей массе – не плохие и не хорошие – разные». Характерно, что, как следует из публикации «Вопросов литературы» (2004, № 6), даже в 60-е годы это вызвало возмущение Отделов культуры и пропаганды ЦК КПСС.

Большинство прозаических произведений писателей послевоенной эмиграции пронизывает коллизия «между двух звезд». Герои многих книг ищут и – увы! – не находят выход из ситуации, когда служить оккупантам позорно, но и принять сталинскую действительность с ее лагерями, голодомором, унижением человека невозможно. Обозначив эту проблему, Л. Ржевский уводит своих персонажей от ее решения в личную жизнь. Подобно тому, как в «Сестрах» А. Толстого, Телегин говорит, что «все минет, а любовь останется», подобно тому, как герои Бунина на время, но все же преодолевают экзистенциальную трагедию смерти любовью, герои Л. Ржевского обретают высший смысл существования в любви. Оставляет в преддверии героической, но бессмысленной гибели своих героев, запутавшихся в неразрешимых поисках третьего пути, Б. Ширяев (цикл «Птань»).

Судьба советских граждан, оказавшихся на освобожденных союзниками территориях, их треволнения составили значительную часть содержания романов Л. Ржевского («Между двух звезд») и В. Юрасова («Параллакс»). Эта тема пронизывает как глубоко трагическую «Беженскую поэму» И. Елагина, так и трагикомические рассказы Л. Алексеевой («Натка») и Р. Берёзова («На скрининге»).

Художественному обоснование причин нежелания возвращаться в Союз посвящены эпические автобиографические повествования В. Алексеева («Невидимая Россия») и М. Соловьёва («Когда Боги спят»). Полудетективный роман С. Максимова «Денис Бушуев» рисует жизнь деревни, трагическую судьбу крестьянина-коммуниста Алима Ахтырова, искренне поверившего в коллективизацию, затем разочаровавшегося в ней и покончившего жизнь самоубийством. Судьбы интеллигенции, живущей в страхе, – тема повестей и рассказов Л. Ржевского.

Целый ряд произведений посвящен сталинским репрессиям: это рассказы С. Максимова, Б. Филиппова, Б. Ширяева и стихи Р. Берёзова и Г. Глинки, на себе испытавших все ужасы ГУЛАГа; поэзия И. Елагина и Н. Моршена, чьи отцы были репрессированы. Нетрудно найти переклички проблематики и художественной манеры названных художников с произведениями А. Солженицына и В. Шаламова. Думается, что ближе писатели эмигранты были всё-таки к автору «Одного дня Ивана Денисовича»: в их беспощадно суровых рассказах об ужасах застенков и лагерей неизменно видится не только сочувствие к каторжанам, но уверенность, что настоящий человек даже в невероятных условиях несвободы может сохранить в себе благородство и высокие нравственные качества.

В некоторых произведениях антитоталитарной тематики главными персонажами выступают чекисты, проходящие путь от слепой веры в насилие к разочарованию в идеях неуважения к людям и / или к прозрению, или к гибели. Предтечей романов Н. Нарокова «Мнимые величины»(1952) и В. Свена «Моль» (1968) можно уверенно назвать «Жизнь и гибель Николая Курбова»(1923) И. Эренбурга; а рассказ Н. Ульянова «Первого призыва»(1966) типологически предваряет повесть В. Катаева «Еще не написан Вертер» (1980).

Особый интерес вызывает редкий для послевоенной эмиграции жанр исторического повествования, представленный романом «Атосса» выдающегося историка Николая Ульянова. За увлекательным рассказом о нашествии царя Дария на славян кроется мысль, что, даже дойдя до Урала, тиран оказался не победителем, а жалким ничтожеством, с позором бегущим к своим кораблям. Размышлениям писателя о причинах падения царской России посвящен роман Ульянова «Сириус».

Драматические подробности эмигрантского быта, экзистенциальные проблемы бытия почти никогда не делают их произведения беспросветными, как у многих художников Запада. Романтические краски высветляют грустные сказки И. Сабуровой. Рассказы о детях Л. Алексеевой и В. Свена продолжают юмористические традиции А. Аверченко и Тэффи.

Развивалась в литературе второй эмиграции и сатира, хотя в значительно меньшей степени. Подобно Тэффи, ди-пийцы «смехом заглушали свои стенанья». Наиболее широко юмористические произведения были представлены на страницах уже упоминавшегося межлагерного журнала «Посев». На первых порах в лагерных газетно-журнальных изданиях преобладал жанр афоризма в стиле Козьмы Пруткова, широко известного большинству новых эмигрантов.