Сомерсет Моэм - Луна и шесть пенсов

– Не возражаете, если я буду говорить с вами откровенно?

Он улыбнулся и согласно кивнул головой.

– Разве она заслужила такое отношение?

– Нет.

– У вас есть к ней претензии?

– Никаких.

– Разве не бесчеловечно вот так бросить ее, безвинную, после семнадцати лет брака?

– Бесчеловечно.

Я посмотрел на Стрикленда с удивлением. Безоговорочное согласие с тем, что предъявлялось ему, выбивало почву из-под ног. Положение мое становилось затруднительным, если не сказать смехотворным. Я готовился к тому, что придется его убеждать, вызывать в нем сострадание, поучать, предостерегать и выдвигать требования, прибегая при необходимости к язвительности, негодованию, даже к сарказму, но что прикажете делать исповеднику, когда грешник признает свой грех, но не раскаивается в нем? Я о таком и не слыхивал, ибо моя привычная тактика сводилась к отрицанию предъявляемых мне обвинений.

– Ну, так что? – спросил Стрикленд.

Я постарался презрительно скривить губу.

– Раз вы все признаете, что тут скажешь?

– Видимо, ничего.

Я почувствовал, что довольно неумело выполнил возложенную на меня задачу, и разозлился.

– Но, в конце концов, нельзя же оставлять женщину без гроша.

– Почему нельзя?

– На что прикажете ей жить?

– Я семнадцать лет ее полностью обеспечивал. Может, теперь она для разнообразия сама о себе позаботится.

– Она не может.

– Пусть попробует.

Много чего нашлось бы на это возразить. Я мог бы поднять разговор об экономическом положении женщины, об обязательствах, которые – гласно и негласно – берет на себя мужчина, вступая в брак, и о многом другом, но я понимал, что тут важно лишь одно.

– Вы ее больше не любите?

– Нисколько.

Все поднимаемые мною вопросы почитались в человеческой жизни очень серьезными, но в манере, с какой Стрикленд на них отвечал, было столько задорной наглости, что я кусал себе губы, чтобы не прыснуть от хохота. Мне приходилось напоминать себе, что его поведение омерзительно, и через силу вызывать негодование.

– Черт побери, не забывайте, у вас есть дети. Что плохого они вам сделали? Сами они не просились в этот мир. Если вы и дальше будете действовать в том же духе, их выбросят на улицу.

– Они много лет провели в благополучии и комфорте. Большинству детей такое и не снилось. Кроме того, о них есть кому позаботиться. Когда придет время, МакЭндрю оплатит их обучение.

– Но разве вы их не любите? Они такие очаровательные. Не хотите же вы сказать, что судьба детей вас больше не интересует.

– Малышами я очень любил их, но теперь они выросли, и я больше не испытываю к ним никаких особенных чувств.

– Это противоестественно.

– Не спорю.

– Похоже, вам совсем не стыдно.

– Вы правы.

Я попробовал зайти с другого конца.

– Вас будут считать негодяем.

– Ну и пусть.

– Неужели вам все равно, что люди станут презирать и ненавидеть вас?

– Абсолютно.

Короткие презрительные ответы просто уничтожали мои естественные вопросы, и даже мне они стали казаться несусветной глупостью. Минуту-другую я размышлял.

– Не знаю, можно ли жить спокойно, понимая, что все вокруг осуждают тебя. Уверены ли вы, что способны это выдержать? Совесть есть у каждого, и рано или поздно она заговорит. Предположим, умрет ваша жена, разве не замучают вас угрызения совести?

Стрикленд молчал, и я некоторое время терпеливо ждал его ответа, но потом решился сам прервать молчание:

– Так что вы на это скажете?

– Только то, что вы дурак.

– В любом случае, вас могут заставить содержать жену и детей, – резко возразил я, почувствовав себя оскорбленным. – Закон возьмет их под свою защиту.

– Закону не под силу выжать воду из камня. У меня нет денег. В кармане не больше ста фунтов.

Я чуть не потерял дар речи. Гостиница, где он остановился, и правда говорила о весьма стесненных обстоятельствах.

– А что вы будете делать, когда и они закончатся?

– Заработаю как-нибудь.

Стрикленд сохранял полное спокойствие, в глазах его по-прежнему играла насмешливая улыбка, и от этого все, что я говорил, казалось сущим бредом. Я помолчал, соображая, что мне еще сказать. Но тут молчание прервал он.

– Почему бы Эми снова не выйти замуж? Она сравнительно молода и достаточно привлекательна. Могу подтвердить, что и жена она отличная. Если захочет развестись, я согласен взять вину на себя.

Настал мой черед улыбаться. Как он ни хитрил, но конечную цель выдал. У него есть основания скрывать свой побег с женщиной, и потому он делает все, чтобы утаить ее местопребывание. Я ответил решительно:

– Ничто не заставит вашу жену дать вам развод. Это ее твердое решение. Так что вам лучше на это не рассчитывать.

Стрикленд взглянул на меня с неподдельным изумлением. Улыбка сошла с его лица, и на этот раз он заговорил серьезно.

– Поверьте, мне наплевать, друг мой. Что так, что этак – для меня никакой разницы.

Я рассмеялся.

– Да бросьте. Не считайте всех идиотами. Известно, что вы бежали с женщиной.

Стрикленд слегка вздрогнул, а потом разразился громким хохотом. Хохот был такой оглушительный и заразительный, что на нас стали оглядываться сидящие поблизости люди, а некоторые и сами засмеялись.

– Не вижу ничего смешного.

– Бедняжка Эми, – осклабился он.

Затем лицо его презрительно скривилось в горькой усмешке.

– Как все-таки глупы женщины! Любовь. Всегда любовь. Если мужчина от них уходит, значит, нашел себе другую. Словно иных вариантов нет. Неужели вы считаете меня глупцом, затеявшим все это ради другой женщины?

– То есть вы хотите сказать, что ушли от жены не по этой причине?

– Нет, конечно.

– Честное слово?

Не знаю, зачем я потребовал «честного слова». Выглядело это наивно.

– Честное слово.

– Тогда какого черта вы ее бросили?

– Я хочу заниматься живописью.

Ничего не понимая, я уставился на него, не в силах произнести ни слова. Сумасшедший, промелькнуло в голове. Не забывайте, я был очень молод, а Стрикленда считал пожилым человеком. От изумления я позабыл обо всем.

– Но вам уже сорок лет.

– Это как раз и наталкивает меня на мысль, что пора начинать.

– А раньше вы рисовали?

– В детстве я мечтал стать художником, однако отец заставил меня идти в бизнес, все художники нищие, сказал он. Но весь прошлый год я вечерами посещал курсы.

– Вот где вы, значит, были. А миссис Стрикленд думала, вы проводите время в клубе за бриджем.

– Я занимался на курсах.

– А почему ей ничего не сказали.

– Предпочел держать это при себе.

– Вы хорошо рисуете?

– Еще нет. Но обязательно буду. Для этого я и приехал сюда. В Лондоне я не нашел того, что мне нужно. Надеюсь найти это здесь.

– По-вашему, человек может преуспеть в чем-то, начав в вашем возрасте? Большинство начинает рисовать лет в восемнадцать.