Сомерсет Моэм - Луна и шесть пенсов

Наконец мне пришло в голову, что я могу явиться как ни в чем не бывало и спросить через горничную, может ли миссис Стрикленд меня принять. Удобный случай отказать, если она не готова меня видеть. Но дожидаясь ответа в темном холле после того, как передал горничной заготовленную фразу, я напрягал всю свою волю, чтобы не сбежать самым постыдным образом. Горничная вернулась. В своем возбужденном состоянии я почему-то увидел в поведении прислуги нечто, говорящее о том, что все полностью осведомлены о постигшем семью несчастье.

– Не угодно ли вам пройти за мной, сэр? – сказала она.

Я последовал за ней в гостиную. Шторы были частично задвинуты, отчего в комнате было темновато. Миссис Стрикленд сидела спиной к свету. Ее зять, полковник МакЭндрю, стоял перед камином, словно согревая спину несуществующим огнем. Я чувствовал себя неловко, вообразив, что мой приход для них неожиданность и миссис Стрикленд пригласила меня войти только потому, что забыла написать отказ. А уж полковник, не сомневался я, просто разгневан моей бестактностью.

– Не совсем уверен, что вы ожидали меня, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал беспечно.

– Конечно, ожидали. Сейчас Энн принесет чай.

Даже в полутьме нельзя было не заметить, что лицо миссис Стрикленд опухло от слез. Ее кожа, и раньше не отличавшаяся свежестью, была теперь землистого цвета.

– Вы ведь знакомы с моим зятем? Помнится, незадолго до моего отъезда на море вы встречались за обедом.

Мы обменялись рукопожатием. Я настолько оробел, что молчал как истукан, но тут ко мне на помощь пришла миссис Стрикленд. Она поинтересовалась, что я делал этим летом, и с ее помощью я продержался до того, как внесли чай. Полковник спросил виски с содовой.

– Тебе бы тоже не помешало, Эми, – сказал он.

– Нет. Лучше чай.

Это был первый намек на то, что произошла какая-то неприятность. Я делал вид, что ничего не замечаю, и всеми силами старался втянуть миссис Стрикленд в разговор. Полковник по-прежнему молча стоял у камина. Так и не поняв, какого черта миссис Стрикленд вообще позволила мне прийти, я прикидывал, когда прилично откланяться и ретироваться. В комнате впервые не было цветов, убранные на лето безделушки еще не успели расставить по местам, и комната, всегда производившая радостное впечатление, выглядела теперь такой унылой и холодной, что возникало сомнение, не лежит ли за стеной покойник. Я допил чай.

– Хотите сигарету? – спросила миссис Стрикленд.

Она поискала взглядом пачку, но ее поблизости не оказалось.

– Боюсь, ничего не осталось.

Неожиданно она разразилась слезами и выбежала из комнаты.

Я был обескуражен. Думаю, отсутствие сигарет, покупкой которых всегда занимался муж, пробудило в ней воспоминания, и новое чувство, что теперь она лишена маленьких, привычных удобств, вызвало внезапный прилив боли. Прежняя жизнь ушла, осознала она, все кончено. Теперь не до светских условностей.

– Полагаю, мне лучше уйти, – сказал я полковнику, поднимаясь.

– Вам, конечно, известно, что этот негодяй бросил ее, – горячо выкрикнул он.

Я колебался, не зная, что сказать.

– Сами знаете, слухами земля полнится, – ответил я. – Кто-то намекнул, что у них не все в порядке.

– Он сбежал. Удрал в Париж с какой-то особой. Эми осталась совсем без средств.

– Мне очень жаль, – промямлил я, не зная, что сказать.

Полковник залпом выпил виски. Это был высокий, худощавый мужчина лет пятидесяти, с длинными, свисающими усами и седой головой. Голубые, водянистые глаза, невыразительный рот. Еще с прошлой встречи мне запомнилось его глуповатое лицо и тщеславная фраза, что до отставки он десять лет играл в поло три раза в неделю.

– Думаю, миссис Стрикленд сейчас не до меня, – сказал я. – Передайте ей мое сочувствие. Если я чем-то могу помочь, то сделаю это с радостью.

Полковник меня даже не слушал.

– Не знаю, что с ней теперь будет. И с детьми. На что они будут жить? Семнадцать лет.

– Семнадцать лет? Что вы хотите сказать?

– Они женаты семнадцать лет, – отрезал он. – Мне Стрикленд никогда не нравился. Конечно, он свояк, и я, как мог, старался держаться с ним дружелюбно. Но разве можно назвать его джентльменом? Ей вообще не стоило выходить за него.

– Думаете, это окончательный разрыв?

– Ей остается только развестись с ним. Когда вы вошли, я как раз говорил об этом. «Немедленно начинай дело о разводе, дорогая Эми, – сказал я. – Не только ради себя, но и ради детей». Лучше ему никогда не попадаться мне на глаза. Отутюжу по первое число.

Я непроизвольно подумал, что полковнику МакЭндрю придется непросто: Стрикленд производил впечатление крепкого, сильного человека, но я предпочел промолчать. Грустно, когда праведное негодование не обладает мощными кулаками, чтобы обуздать грешника. Я предпринял еще одну попытку удалиться, но тут вернулась миссис Стрикленд. Она утерла слезы и припудрила носик.

– Простите мою несдержанность, – сказала она. – Рада, что вы не ушли.

Миссис Стрикленд села. Я не знал, что сказать. Неловко заговаривать о вещах, не имеющих к тебе отношения. Мне была еще неведома женская страсть – обсуждать личные проблемы со всяким, кто готов слушать.

Казалось, миссис Стрикленд сделала над собой усилие.

– Значит, все об этом говорят? – спросила она.

Я был ошарашен ее убежденностью в том, что мне известно все о постигшем ее горе.

– Я только что вернулся. И видел только одного человека – Роуз Уотерфорд.

Миссис Стрикленд стиснула руки.

– Передайте мне в точности то, что от нее слышали. – И, видя мою растерянность, проявила настойчивость: – Мне надо это знать.

– Ну, люди всякое говорят. Нельзя полагаться на их слова. Она сказала, что вас оставил муж.

– И это все?

Я не смог повторить последние слова Роуз Уотерфорд о «малышке из закусочной» и солгал.

– Она не говорила, с кем он мог уехать?

– Нет.

– Это все, что я хотела знать.

Я был несколько озадачен, но теперь хотя бы понимал, что могу уйти. Пожимая руку миссис Стрикленд, я заверил ее, что всегда с радостью приду на помощь. Она грустно улыбнулась.

– Благодарю вас. Не представляю, кто и чем тут может помочь.

Робость не позволила мне и дальше выражать сочувствие, и я повернулся, чтобы попрощаться с полковником. Он не протянул мне руки.

– Я тоже иду. Если вы идете вдоль Виктория-стрит, то нам по пути.

– Отлично, – сказал я. – Тогда вперед!

– Ужасная история, – заговорил полковник, как только мы вышли на улицу.

Мне стало ясно, что он вышел вместе со мной, чтобы еще раз обсудить то, о чем он часами говорил со свояченицей.

– Мы даже не знаем, кто эта женщина, – сказал он. – Известно только, что подлец сбежал в Париж.