Сомерсет Моэм - Луна и шесть пенсов

– Молоко – чудесная вещь, особенно с капелькой бренди, но корова только и мечтает, чтобы освободиться от него. Разбухшее вымя – неприятная штука.

У Роуз Уотерфорд был ядовитый язычок. Никто не мог съязвить злее, и никто не мог выразить это изящнее.

Еще одно качество я ценил в миссис Стрикленд. Она умела создавать вокруг себя атмосферу элегантности. Квартира ее дарила ощущение уюта и радости, оно исходило от многочисленных цветов и тканевых обоев в гостиной – веселых и ярких, несмотря на строгий рисунок. Подаваемые в небольшой артистической столовой кушанья на отлично сервированном столе были выше всяческих похвал, а обе горничные были аккуратные и привлекательные. Не было никаких сомнений в том, что миссис Стрикленд замечательная хозяйка. И вы принимали на веру, что она к тому же и превосходная мать. В гостиной висели фотографии сына и дочери. Шестнадцатилетний сын Роберт учился в Рагби [4] Рагби – одна из самых престижных и старейших школ Англии; вошла в историю благодаря изобретению игры регби (1823). , на одной фотографии он был во фланелевом спортивном костюме и кепке для крикета, на второй – во фраке со стоячим воротничком. У него был открытый лоб матери и красивые, задумчивые глаза. Он производил впечатление чистого, здорового и уравновешенного юноши.

– Уж не знаю, насколько он умен, – как-то сказала миссис Стрикленд, когда я рассматривал его фотографию, – но то, что он хороший человек, знаю наверняка. У него прекрасный характер.

Дочери было четырнадцать. Ее волосы, густые и темные, как у матери, тяжело падали, рассыпаясь, на плечи, а в добрых глазах было то же спокойное, безмятежное выражение.

– Они оба – ваши копии, – сказал я.

– Да. Они больше похожи на меня, чем на отца.

– Почему вы не представите меня вашему мужу? – спросил я.

– А вы хотите?

Миссис Стрикленд улыбнулась нежной улыбкой и залилась краской. Для женщины ее возраста она легко краснела. Возможно, наивность была ее главным очарованием.

– Но он совсем не интересуется литературой, – сказала она. – Мой муж простой обыватель.

Ее слова позвучали совсем не пренебрежительно, а скорее с любовью, словно, признав что-то несовершенное в муже, она хотела уберечь его от злой клеветы.

– Он играет на бирже. Типичный биржевой маклер. Вы с ним умрете с тоски.

– Вам скучно с ним?

– Это другое. Я его жена. И я очень сильно его люблю.

Миссис Стрикленд улыбнулась, чтобы скрыть смущение, и я подумал, что она, возможно, опасается шутки, какую на моем месте явно отпустила бы Роуз Уотерфорд. Она явно колебалась. Но глаза ее потеплели.

– Муж не строит из себя гения. И даже на бирже не так много зарабатывает. Но зато он добрый и милый человек.

– Думаю, мне он понравится.

– Как-нибудь приглашу вас на семейный обед, но только на ваш риск. Будет скучно, пеняйте на себя.

Наконец я встретился с Чарльзом Стриклендом, но назвать эту встречу настоящим знакомством было бы большой натяжкой. Однажды утром я получил от миссис Стрикленд записку, в которой она сообщала, что вечером дает обед, на который один из приглашенных не сможет прийти, и при желании я могу занять его место.

Считаю себя обязанной предупредить, – писала она, – что вы будете отчаянно скучать. Ничего другого не предвидится: таков уж состав гостей, но если вы все-таки решитесь, я буду бесконечно признательна. Думаю, мы даже сможем поболтать немного наедине.

Такое приглашение нельзя было не принять.

Миссис Стрикленд представила меня мужу, и он довольно равнодушно пожал мне руку. Весело улыбнувшись ему, она позволила себе пошутить:

– Вот пригласила друга, чтобы он убедился в существовании у меня мужа. А то он уж начал в этом сомневаться.

Стрикленд издал короткий вежливый смешок, им обычно люди дают понять, что оценили попытку пошутить, хотя сами не видят в ситуации ничего смешного. Новые гости отвлекли внимание хозяина, и я опять остался в одиночестве. Когда наконец все собрались и я, дожидаясь знака, занимал разговором даму, которую мне поручили вести к столу, я вдруг невольно озадачился вопросом: зачем цивилизованные люди тратят на ненужные церемонии короткий отрезок своей жизни? Непонятно, зачем хозяйка убивает столько времени на прием гостей и зачем гости утруждают себя приходом. Собрались десять человек. Они без энтузиазма встретились и разойдутся с чувством облегчения. Мероприятие несло чисто социальную функцию. Стрикленды чувствовали себя обязанными пригласить на обед определенное число гостей, к которым не испытывали никакого интереса. Их долг – пригласить, долг гостей – прийти. Почему?

Чтобы избежать скучных обедов tête-à-tête , чтобы дать отдохнуть прислуге, чтобы не выдумывать предлогов для отказа или потому, что просто «задолжали» обед.

В столовой было тесновато. Среди гостей был королевский адвокат с супругой, правительственный чиновник с супругой, сестра миссис Стрикленд с мужем, полковником МакЭндрю, и жена члена парламента. Меня пригласили в связи с тем, что члену парламента не удалось высвободить этот вечер. Я попал в исключительно респектабельную компанию. Женщины были слишком благовоспитанны, чтобы изысканно одеваться, и слишком уверены в своем положении, чтобы быть занимательными. Мужчины выглядели солидно. Все излучали самодовольство.

Гости говорили громче обычного, инстинктивно желая оживить атмосферу застолья, и в комнате стоял шум. Однако разговор не был общим. Каждый беседовал только с соседом – справа за супом, рыбой и основным блюдом; и слева – за мясом, острой закуской и десертом. Разговор вращался вокруг политической ситуации, гольфа, детей, последней премьеры, выставке в Королевской академии, погоде и планах на отпуск. Разговор не умолкал ни на секунду, и шум голосов постепенно усиливался. Миссис Стрикленд могла поздравить себя: прием проходил на ура. Муж тоже с достоинством играл роль хозяина. Правда, говорил он не так много, и мне показалось, что к концу вечера на лицах его соседок появилось выражение усталости. Видимо, он утомил их. Миссис Стрикленд бросила на мужа пару беспокойных взглядов.

Наконец она поднялась и пригласила дам перейти в гостиную. Стрикленд закрыл за ними дверь и, перейдя на другой конец стола, сел между адвокатом и правительственным чиновником. Он налил всем портвейна и предложил сигары. Адвокат отметил отличное качество вина, и Стрикленд сообщил, где его купил. Возник оживленный разговор о сортах вин и табака. Потом адвокат упомянул об интересном деле, которым сейчас занимался, а полковник заговорил об игре в поло. Лично мне сказать было нечего, и я молчал, силясь изобразить интерес к предметам обсуждения, и, так как никто не обращал на меня ни малейшего внимания, стал на досуге рассматривать Стрикленда. Он оказался крупнее, чем я ожидал: почему-то я воображал его худощавым и невзрачным, а на самом деле это был здоровяк с большими руками и ногами, и вечерний костюм сидел на нем мешковато. Он вызвал у меня представление о принарядившемся кучере. Лет ему было около сорока, не красавец, но и не урод; черты лица правильные, но какие-то преувеличенные, что создавало невыгодное впечатление. Он был гладко выбрит, отчего его большое лицо выглядело неприлично голым. Рыжеватые волосы подстрижены слишком коротко, глаза маленькие, серо-голубые. Словом, совершенно заурядная внешность. Мне стало понятно смущение миссис Стрикленд: такой человек вряд ли мог принести ей «очки» в среде художников и литераторов. В нем не было ни капли светскости, но это еще куда ни шло, однако не было и ничего необычного, эксцентричного, что выделяет из толпы. Просто добрый малый, скучный, честный и совершенно неинтересный. Такими людьми можно восхищаться, но общаться с ними не тянет. Мистер Стрикленд был просто никто. Пусть он полезный член общества, хороший муж и отец, честный маклер, но это не повод тратить на него свое время!