Артюр Краван - «Я мечтал быть таким большим, чтобы из меня одного можно было образовать республику…» Стихи и проза, письма

Какое-то время у нас гостила супруга женевского художника Давида Эстоппе [42] Давид Эстоппе (David Estoppey, 1862–1952) – швейцарский художник, литограф и иллюстратор. , с которой моя семья познакомилась на курорте ( 7–8-й день ). Каждый раз, когда она сажала меня к себе на колени, я исхитрялся пукнуть – это со мной случалось так часто, что меня прозвали мастером пленительных ароматов. Близилось Рождество, и я воровал всевозможные безделушки и перепродавал их ей. Нам с братом даже удалось украдкой вынести из магазина ёлку, накрыв её простыней. Каждый раз, как я что-нибудь крал, то испытывал сильнейший восторг – я до сих пор помню это пронзительное чувство, когда оказываешься один в подвале какого-нибудь магазина. Столько всего можно было стащить, что у меня разбегались глаза, и я совершенно не мог ничего выбрать, так что мне даже приходилось звать Отто, чтобы тот занялся делом, пока я собираюсь с мыслями.

За несколько дней до Рождества мы так перевозбудились, что не могли больше спать. В праздничный вечер мы спрятали спички и свечи и, притаившись в кроватях, ждали до полуночи, пока мать не зашла на цыпочках в комнату и не положила на стулья подарки. Едва за ней закрылась дверь, как мы тут же вскочили, зажгли свет и принялись распаковывать свёртки. Брат, как и хотел, получил в основном книги, не считая одной-двух игрушек, мне же подарили одни игрушки, поскольку чтение казалось мне тогда самым скучным занятием на свете. В одиннадцать лет я был чрезвычайно рослым, всего на каких-нибудь два-три сантиметра ниже моего брата, и являл собой отменный образец маленького дикаря, безгранично ленивого телом и духом. Когда играть мне надоедало, я просто садился в кресло и так и сидел там без дела – ни разу меня не осенила идея полистать книгу или заняться чем-нибудь ещё. И всё же, когда однажды за столом отчим произнёс – уж и не припомню по какому поводу – имя Виктора Гюго, и я спросил, кто это такой, а он ответил: «Это великий поэт», то эти три слова странно меня взволновали и расшевелили во мне новые мысли и чувства.

Каждое лето с наступлением жарких дней мать увозила нас в горы, но тогда вот уже несколько лет подряд мы ездили в Ориен-де-л’Орб, деревушку в долине Жу. Мы останавливались в гостинице. Именно там я впервые познал платоническую и в некоторой мере физическую любовь. Однажды после ужина гости устроили один из таких любительских спектаклей, которыми часто заканчиваются вечера в приятном обществе. Юные сёстры-американки показывали живые картины, и, ослеплённый красотой старшей, я безумно в неё влюбился. Этой девушке было около двадцати лет, то есть примерно вдвое больше, чем мне. Там же я играл с английскими детьми, и однажды с одной девочкой мы решили снять одежду и заняться сексом. Мы заперлись в туалете, разделись догола, и я стал наугад прижимать к ней свой член. Она сказала мне, что моя плоская попа нравится ей куда больше её собственной, начавшей уже приобретать женственные формы. Желая поделиться нежданно перепавшей мне удачей с Отто, я сбегал его позвать, и он пришёл с твёрдым намерением заняться любовью. Когда задвижка на двери щёлкнула, он тут же принялся показывать девочке своё хозяйство, нацелившись на её маленькую дырочку. Ему даже, наверное, удалось бы её совратить, не появись в тот момент моя мать, которую позвал заподозривший неладное брат девочки.

Все каникулы напролёт мы катались на лодках, плавали и удили рыбу, а ещё дрались с деревенской ребятнёй. Во время перемирий мы с особым рвением пытались перенять у них местный говор – наверное, самый протяжный во всем кантоне Во. А когда мы с ними враждовали, то дрались палками, пинались, а порой дело доходило и до настоящих сражений, и в ход шли камни: мы прятались в крепостях, которые были построены из толстых досок, прибитых к ветвям сосен, и выдерживали атаку тридцати-сорока мальчишек. Выгнать нас из этих бастионов было невозможно, особенно учитывая то, что наши враги ходили в школу, и к определённому часу им всё равно приходилось прекращать осаду.

Вернувшись в Лозанну, я успешно сдал экзамены, благодаря которым передо мной открывались двери в среднюю школу кантона. Экзамены были, судя по всему, не слишком сложными, ведь я был таким неучем, что поставь меня перед картой Швейцарии, я бы в жизни не нашёл Невшательское озеро. Моя мать страшно волновалась, когда вела меня на экзамен. Изучение латыни увлекло меня на день или на два, а вот история и французский с его грамматикой и сочинениями сразу же наскучили мне до смерти. Как раз в одном из таких сочинений я с полной уверенностью написал, что мой дедушка, которым я очень гордился, был шесть метров ростом. Я зачитывал это вслух, а мои одноклассники покатывались со смеху и расхохотались пуще прежнего, когда преподаватель удивлённо переспросил меня о сверхъестественных размерах этого представителя семьи Ллойдов, а я вновь убеждённо заявил, что при жизни он был точно не ниже шести метров.