Чинуа Ачебе - Покоя больше нет. Стрела бога

– У тебя было там время читать Библию?

Оставалось только врать. Порой ложь милосерднее правды. Оби понимал, почему отец задал этот вопрос. Он плохо читал молитвы сегодня вечером.

– Иногда, – ответил он, – но это была Библия на английском языке.

– Да, – кивнул отец, – понимаю.

Повисла долгая пауза, во время которой Оби со стыдом вспомнил, что, как ребенок, запинался сегодня при произнесении своих фрагментов молитвословий. В первом стихе он сказал угву — «гора», а нужно было «обрезание». Четыре-пять голосов тут же поправили его; первый услышанный им голос принадлежал самой младшей сестре, Евнике. Ей было одиннадцать лет, и она училась в четвертом классе.

Вся семья сидела за огромным столом в гостиной, в центре которого стояла старая керосиновая лампа. Их было девять – отец, брат, шесть сестер и Оби. Когда отец, сверившись со специальной карточкой, что издавал Союз Священного Писания, назвал сегодняшнее Евангелие, Оби сам себе поразился, что без труда нашел место в книге, которая была у него на двоих с Евникой. Затем они помолились о том, чтобы открылись глаза, и начали читать, каждый по одному стиху, по очереди.

Мать Оби сидела в глубине комнаты на низком табурете. Четверо грудных детей ее замужних дочерей лежали на половике у ее ног. Она умела читать, но никогда не принимала участия в семейных молениях. Просто слушала мужа и детей. Сколько помнили дети, так было всегда. Ханна отличалась искренней набожностью, но Оби часто думал, может, если бы право выбора осталось за ней, она с бо́льшим удовольствием рассказывала бы своим детям сказки, как в свое время и ее мать. Ханна действительно рассказывала сказки старшим дочерям. Но то было до рождения Оби. Мать перестала это делать, потому что муж запретил ей. «Мы не язычники, – сказал он. – Такие сказки не годятся для людей Церкви».

И она перестала рассказывать детям сказки. Ханна была предана мужу и новой вере. Ее мать пришла в церковь со своими детьми после смерти мужа. Ханна была уже взрослая, когда они перестали быть «ничьими» и стали «людьми Церкви». Такова была вера первых христиан, что они называли остальных «ничьими», хотя порой, в более милосердном расположении духа, «людьми мира».

Исаак Оконкво был не просто христианином, а еще и учил Закону Божьему. В первые годы брака он внушил Ханне, что это высокая ответственность – быть женой преподавателя Закона Божьего. Поняв, чего от нее ждут, мать стала делать все, иногда демонстрируя еще бо́льшую ревностность, чем даже муж. Она учила детей не брать еду в домах соседей, поскольку, по ее словам, те посвящают еду идолам. Уже одно это ставило преграду между ее детьми и другими, поскольку дети племени ибо ели, где хотели. Однажды, когда Оби было четыре года, сосед предложил ему немного ямса. Он покачал головой, как делали его старшие и более мудрые сестры, и сказал: «Мы не едим языческую еду». Сестра Джанет не успела закрыть ему рот рукой.

Но в этом крестовом походе случались послабления. Одно произошло, когда Оби уже год или два учился в школе. Один предмет он любил и боялся его. Он назывался «устный». Во время урока учитель мог вызвать любого ученика, чтобы тот рассказал сказку. Оби любил сказки, но не знал ни одной, какую мог бы рассказать. Как-то учитель вызвал его, велел встать лицом к классу и рассказать сказку. Идя по проходу и становясь перед классом, Оби дрожал. « Олулу офу оге» , – начал он – так начинались все сказки, – но больше ничего не знал. Губы дрожали, однако из гортани не вылетало ни звука. Класс высмеял его. Когда Оби возвращался на свое место, глаза были полны стекавших по щекам слез.

Дома он рассказал об этом матери. Она велела ему потерпеть, пока с вечернего молитвенного собрания не вернется отец.

Несколько недель спустя Оби опять вызвали. Он смело встал перед классом и изложил одну из новых сказок, рассказанных ему матерью. Оби даже прибавил кое-что от себя, что вызвало всеобщий смех. Это была сказка о зловредной леопардихе, которая решила съесть ягнят своей старой подруги овцы. Леопардиха пришла к хижине овцы, когда та отправилась на рынок, и стала искать ягнят, не зная, что мать спрятала их в разбросанной по хижине ореховой скорлупе. Наконец леопардиха отчаялась найти ягнят и принесла два камня, чтобы раздробить пару орехов и съесть хотя бы их перед уходом, потому что она была очень, очень голодна. Как только леопардиха расколола первый орех, ядро сбрызнуло в кусты. Она удивилась. Второй орех тоже умчался в кусты. А третий, самый старший орех, по версии Оби, прежде чем убежать, съездил разбойницу по глазам.

– Так ты говоришь, что можешь побыть с нами всего четыре дня?

– Да, – кивнул Оби. – Но я очень постараюсь приехать еще в этом году. Мне надо в Лагос, искать работу.

– Да, – медленно произнес отец. – Работа – первое дело. Человеку, который не обеспечил себе место на полу, не сто́ит искать половик. – И после паузы добавил: – Нужно о многом поговорить, но не сегодня. Ты устал, тебе необходимо поспать.

– Я не очень устал, отец. Но, наверное, действительно лучше поговорить завтра. Хотя насчет одного ты должен успокоиться. Никаких вопросов, что Джон закончит свое обучение в средней школе, быть не может.

– Спокойной ночи, сынок, и да благословит тебя Господь.

– Спокойной ночи, отец.

Оби одолжил у отца ветхую керосиновую лампу, чтобы осветить себе путь в комнату и к кровати. Старинная деревянная кровать с жестким матрацем, набитым травой, была застелена новехонькой белой простыней. Наволочки с изящным цветочным рисунком, без сомнения, смастерила Эстер. «Старая добрая Эстер», – подумал Оби. Он вспомнил время, когда был еще маленьким мальчиком, а Эстер только что стала учительницей. Все говорили, что ее нельзя больше называть Эстер, это, мол, неуважение, только «мисс». И ее стали называть «мисс». Иногда Оби, забывшись, звал ее Эстер, и Черити пеняла ему, что он невоспитанный.

В ту пору Оби прекрасно ладил с тремя старшими сестрами – Эстер, Джанет и Агнес, но только не с Черити, которая по возрасту была к нему ближе всего. Имя Черити на ибо означало «Девочка тоже неплохо», но когда они ссорились, Оби называл ее «Девочка – это плохо». Тогда, если рядом не было матери, Черити принималась его бить, в противном случае откладывала битье на потом. Она была крепкая, как железо, и ее боялись другие соседские дети, даже мальчики.

Улегшись в постель, Оби долго не мог уснуть. Он думал о своей ответственности. Было ясно, что скоро родители не смогут обеспечивать себя. Они никогда не полагались на скудную пенсию отца. Отец выращивал ямс, а его жена – маниоку и таро. Еще она из щелочной смеси, изготавливаемой на основе пальмового пепла и масла, делала мыло и с небольшой выгодой продавала его односельчанам. Но теперь они стали слишком стары для этого. «Я должен выдавать им ежемесячное содержание из своей зарплаты». Сколько? Может он позволить себе десять фунтов? Если бы только ему не нужно было выплачивать двадцать фунтов в месяц Прогрессивному союзу Умуофии! Потом еще школьные взносы за Джона.