Абдурахман Абсалямов - Избранные произведения. Том 3

Но тут Лялю поддержали Мунира и Хаджар:

– А знаешь, Наиль, она высказала вполне разумную мысль.

– Если б не подвёл Урманов, можно было бы и не зачёркивать, – продолжала Ляля. – Ну а теперь иного выхода нет.

Наиль ещё мог бы поспорить с товарищами, но идти против девушек, да ещё таких настойчивых, как Ляля и Мунира, у него не хватало ни решимости, ни охоты. Но авторское самолюбие всё же страдало, и он схватился за голову:

– Что вы делаете со мной, без ножа режете!..

громко продекламировала Ляля.

– Это тоже стихи Тукая, Наиль, – съязвила она.

Все, кроме Наиля, заливисто рассмеялись, и этот смех ясно говорил, на чьей стороне большинство.

Всякий режиссёр, увидев, что творится на этой генеральной репетиции, мог бы только ужаснуться. Но ребята и не думали унывать. Перед ними стояла ясная цель.

И со всем пылом молодости они устремились к ней, не давая себе остыть ни на минуту из-за стоявших на дороге к цели препятствий и, может быть, именно потому так легко сметая их.

Три часа пронеслись совершенно незаметно. Лишь только закончилась репетиция, кто-то сбегал в зал и, вернувшись, закричал:

– Ребята, пора! Зал битком набит. Девятые и десятые классы двадцать второй школы явились в полном составе.

– Пошли! – сказала Ляля. – Вот это дебют! После первой же репетиции – и на сцену. Смотрите, черти, если я когда-нибудь стану знаменитой актрисой, не забудьте рассказать об этом дне!

Рабочий день инструктора райкома Суфии Ильдарской начинался гораздо раньше десяти утра и никогда не кончался к шести вечера. В эти дни тем более: скоро предстояла районная партийная конференция.

Конечно, Суфия-ханум дома, и Суфия-ханум за своим инструкторским столом – один и тот же человек.

И всё-таки это не совсем так. Ни по живому, как всегда, деятельному выражению лица Суфии-ханум, ни по её твёрдым, рассчитанным, без малейшей суетливости жестам, ни по её аккуратно закрученным на затылке, нерассыпающимся волосам – словом, ни по одной чёрточке в сегодняшнем облике инструктора райкома нельзя было догадаться, что эта немолодая женщина всю ночь не сомкнула глаз в тревоге за самого близкого ей человека.

Партийная работа, требовавшая всего её внимания, при частых и долгих разлуках с мужем научила Суфию-ханум тому безошибочному сердечному такту, когда избегаешь отягощать кого-либо своими семейными переживаниями.

Легонько постучавшись, в кабинет инструктора вошёл депутат Верховного Совета, парторг и учитель русского языка и литературы в школе, где училась Мунира, Пётр Ильич Белозёров. Чуткий к чужому несчастью, Белозёров, хотя и знал сдержанность Суфии-ханум, не мог не выразить ей своего сочувствия.

– Слышал о вашем тяжёлом горе, Суфия Ахметовна, и понимаю, как вам с Мунирой трудно…

– Не только нам, многим сейчас трудно… – опустив глаза и сразу став строгой, остановила его Ильдарская. – И… не надо говорить об этом, дорогой Пётр Ильич…

Я вас только об одном прошу. Мунира ничего не знает. Вы ей тоже ничего не говорите. Вы знаете, сегодня у них вечер…

– Хорошо, – пообещал он, смущённо одёргивая на себе суконную гимнастёрку с боевым орденом и депутатским значком.

Вдруг с улицы грянуло:

Суфия-ханум отдёрнула половину шторки.

Проходила колонна красноармейцев с вещевыми мешками, винтовками и лыжами. На тротуарах, по обе стороны, было полно провожающих.

– Добровольцы нашей Казани, – сказала Суфия-ханум задумчиво.

Песня гремела всё сильнее.

– Не могу слышать спокойно, – теребя кончики рыжих усов, задумчиво протянул Пётр Ильич.

Карельские леса, незабываемые бои на севере…

С первых дней финской кампании Белозёров настойчиво добивался отправки на фронт. Он требовал, чтобы приняли во внимание его опыт борьбы с белофиннами ещё в гражданскую войну. Вначале его обнадёжили, а недавно сказали: «Продолжайте свою полезную работу. У Красной Армии и без вас имеется достаточно сил и людских резервов».

Это задело Петра Ильича. И, как член пленума райкома и бывший комиссар, он написал длинное заявление на имя секретаря райкома. Сегодня-то, собственно, он и пришёл за ответом, но секретаря не застал.

– Пойдёмте проводим их, Пётр Ильич, ведь это из нашего района, – предложила Суфия-ханум.

Разговаривая с бойцами, они дошли с колонной до самого вокзала. У обоих было такое чувство, будто они провожали в холодные поля Карелии родных сыновей. Пётр Ильич и Суфия-ханум, люди одного поколения и одного строя мыслей, одинаково сильно испытывали не покидавшее их неясное чувство, похожее на чувство вины. Оба хорошо знали, что такое война, и, главное, давным-давно решили про себя, что, в случае надобности, первыми возьмут оружие. И вот они остаются в тылу, а их питомцы, куда менее опытные, уезжают на фронт.

Прощаясь, Суфия-ханум и Пётр Ильич понимали без слов, о чём думает каждый.

С вокзала Суфия-ханум отправилась на самое крупное предприятие в районе – на завод сельскохозяйственных машин «Серп и молот», чтобы проверить, как идёт подготовка к предстоящему партийному собранию, на котором должен был стоять вопрос о культуре производства. Доклад поручили сменному мастеру механического цеха Рахиму-абзы Урманову.

В утренние часы, когда завод работал полным ходом, на третьем этаже, где находился партийный комитет, было ещё тихо. Низко наклонившись над столом, молодой сухощавый человек в свитере писал с тем сосредоточенным видом, который свойствен людям, страдающим близорукостью. Это был секретарь комитета, выдвинутый недавно на партийную работу из механического цеха. Увидев Суфию-ханум, он поднялся навстречу во весь свой рост и с уважительной осторожностью сильного человека пожал её маленькую руку.

– Кажется, помешала? К собранию готовитесь?..

– Мы вас ещё вчера ожидали, товарищ Ильдарская. Всё идёт по намеченному плану. Можете ознакомиться, – сказал Ефимов, раскрывая папку с аккуратно подшитыми бумагами.

Суфия-ханум читала доклад старого мастера, которого уважала за огромный производственный опыт, со всё возрастающим интересом. Урманов освещал вопрос всесторонне – от организации рабочего места до стиля работы мастеров и начальников цехов. Но вот она дочитала последнюю страницу, и первое её инстинктивное движение было открыть новую. Её не было. Чем глубже вдумывалась она в смысл прочитанного, тем отчётливее ей хотелось открыть следующую страницу.

– Вы внимательно ознакомились с докладом, товарищ Ефимов? – спросила Суфия-ханум.

– Дважды прочитал. По-моему, доклад дельный и конкретный.