Марджори Боуэн - Отравители

– Я офицер полиции, – быстро сказал Дегре, – а это мой помощник. – Он кивнул на продолжающего хранить молчание Клемана. – Мы патрулировали улицу и увидели человека, который показался мне подозрительным. Мы пришли за ним сюда, во всяком случае, я думаю, мы прятались как раз в дверях вашего дома.

– Да, наверное, – с неопределенной улыбкой согласился доктор Рабель. – Мы нашли вас именно у нас под козырьком. Подозрительный тип в нашем мирном тупике? Странно, в этом маленьком проулке, месье, живут почти одни только доктора и студенты.

Тогда Дегре кратко рассказал свое приключение. Священник и доктор, все еще стоя бок о бок, довольно забавные в своей ночной одежде, принялись бурно возражать:

– Но ни у кого не может быть ключа от этой садовой калитки, месье, и никто не может за ней прятаться! За забором дом, который уже много лет как заброшен, и, должно быть, сейчас там обитают только пауки, нетопыри и крысы с мышами. Всем известно, какое тихое, приличное место Цветочный тупик!

И старый священник засмеялся, словно произнес хорошую шутку.

– Нет, нет, на вас напали грабители, вне всякого сомнения, – поддержал его доктор Рабель, – а не кто-то, кто стучал бы в садовую калитку или вышел из нее!

– Может, и так, – сухо ответил Дегре. – Мы осмотрим тут всё при дневном свете. Я должен поблагодарить вас, господа, за содействие. Боюсь, я нарушил ваш ночной покой и надеюсь, что я недолго пробыл без сознания.

– Наверное, часа полтора, – сказал доктор с добродушной улыбкой. – Вы не хотите чего-нибудь выпить перед уходом? Такого рода происшествия – для меня обычное дело. Я привык к ночным вызовам. Я работаю в Отель-Дьё.

– Нет-нет, благодарю вас, доктор, я уже отлично себя чувствую, разве что расскажите мне немного об этом заброшенном доме…

– Да, конечно, конечно, но я знаю о нем очень мало. Хотя я и живу здесь уже несколько лет, никто никогда не интересовался этим домом в конце тупика. Думаю, что когда-то, может быть, сотню лет назад, он был вполне представительным поместьем, но потом земли вокруг него распродали и построили на них эти дома. Само здание обветшало и было признано непригодным для проживания. Желающих купить его или поселиться в нем не находилось, и так оно разрушилось. Я думаю, что это совершенно ничем не примечательный старый дом.

Дегре, сделав знак молчаливому Клеману, направился к выходу. Кроткого вида старый священник, все еще продолжая выражать обеспокоенность происшествием с агентом полиции, раскланялся с ними на пороге комнаты, пожелав всего наилучшего, тогда как доктор, держа повыше одну из свечей, проводил их до входной двери. Он был исключительно откровенен, даже говорлив.

– Меня зовут Рабель, Антуан Рабель. Каждый день я принимаю пациентов в Отель-Дьё. Также я читаю лекции в Сорбонне. Это мой собственный дом, четвертый по Цветочному тупику, хотя я не думаю, что вы найдете здесь много цветов! – он издал короткий гортанный смешок. – Может, в том клочке заброшенного сада за забором еще и цветет что-нибудь, но все, что когда-либо видели мы, – он прикрыл свечу от ветра, когда дверь отворилась, – это те тополя, и уверяю вас, они скорее раздражают, особенно в ветреную ночь. Они так уныло шелестят.

Дверь за доктором в ночном колпаке и его свечой закрылась. Дождь прекратился, на темный Цветочный тупик падал бледный свет полной луны.

Дегре, чувствуя слабость, оперся о руку помощника.

– Что вы думаете об этом, Клеман? Что произошло?

Помощник мог рассказать ему очень мало. Из садовой калитки выскочили какие – то люди, определенно трое-четверо, и напали на них. Он был уверен, что в последовавшей драке он сам ранил двоих или троих. Дегре почти сразу ударили, предположительно рукояткой пистолета. Затем все они исчезли, и, пока он волок своего бесчувственного начальника в укрытие ближайшего проёма под козырьком, дверь открылась и вышел доктор Рабе ль в ночной рубашке и шлепанцах и с видом человека, потревоженного потасовкой на улице.

– Они сделали, месье, конечно, все, чего можно было бы ожидать от добропорядочных горожан, и все же…

– Что? – резко спросил Дегре.

– Не знаю, – с сомнением ответил его помощник. – Мои подозрения слишком смутные, чтобы я мог облечь их в слова. Эта странная история о заброшенном доме… мне показалось, что они слишком старались убедить нас, что никто не мог туда направляться, и это было очень глупо с их стороны после того, что мы видели собственными глазами. А теперь, месье, давайте уйдем отсюда. Вы не в состоянии выдержать еще одно нападение.

И он добавил с сожалением, ведя офицера по булыжной мостовой:

– Напрасно, месье, вы сказали им, что мы агенты полиции, в нашей одежде ничто на это не указывало, и я постарался не дать им догадаться, кто мы такие.

– Должно быть, это было глупо с моей стороны. Да, я не должен был им этого говорить. Я еще плохо соображал, голова немного кружилась от удара. Да, должно быть, это было глупо. Вы можете пойти вместе со мной ко мне, Клеман, а затем прямо в Бастилию. Расскажите месье де ла Рейни о том, что случилось. Передайте ему как мой совет, – хотя, возможно, неуместно с моей стороны давать советы, – что Босс надо арестовать немедленно. Я сам зайду к нему сегодня, после того, как уверю жену, что со мной все в порядке. Что это? Вы слышите? Карета, ночью, в такую погоду, в этом квартале?

Двое полицейских дошли до выхода из тупика, и теперь перед ними лежала улица обветшалых домов, главным образом с квартирами для сдачи внаем. На повороте, незамеченная ими прежде, но теперь освещенная луной, стояла древняя статуя святой – высокая фигура из камня, сильно пострадавшая от времени и непогоды, пронзенная каменным кинжалом, рукоять которого торчала у нее из груди. Ее запрокинутое лицо было искажено гримасой невыносимого страдания, казавшейся ужасной в бесцветном лунном свете.

Заслышав грохот колес по мостовой, Дегре и его помощник отступили в тень этой мрачной, зловещего вида статуи и замерли, прикрыв лица плащами. На нищей улице появилась небольшая легкая модная карета, насколько они могли видеть, без каких-либо гербов и украшений, в которую была впряжена лошадь темной масти. Ясный свет луны упал прямо на кучера. Это был молодой негр или мавр, вместо ливреи с кокардой одетый в простой серый костюм.

Карета двигалась очень медленно. У поворота в тупик она остановилась, и из нее вышла женщина. Стремительно, не ожидая ни помощи, ни чтобы для нее опустили подножку, она ступила на грязную дорогу. Порыв ледяного ветра взметнул ее черный плащ, под ним мелькнули серое атласное платье, обрисовывающее контуры стройных ног, и серая туфля с квадратным носком и бантом голубых лент. Голову женщины окутывала легкая черная вуаль, настолько плотно прилегающая к лицу, что невозможно было различить черты. Впрочем, было легко заметить, что дама очень взволнована. Совершенно не заботясь о том, что она находится в таком месте в столь поздний час и в такое ненастье, молодая женщина, заламывая руки и неуверенно ступая по грязи, заторопилась в направлении Цветочного тупика.