Илья Земцов - Суждено выжить

За трое суток организованного отхода три раза налетали на нас немецкие самолеты по 12-15 штук. Разбомбили, уничтожили половину наших лошадей, из 20 автомашин осталось три. Артиллеристы тянули пушки на себе. «Долго мы еще будем отступать?» – спрашивали с возмущением люди. Полковник Голубев успокаивал: «В районе реки Великая, что впадает в Чудское озеро, замечательный естественный оборонительный рубеж. Кроме того, население создает искусственные оборонительные сооружения. Где мы займем оборону, там немцы будут остановлены».

С Кошкиным встречались мы редко, только на планерках у начальника штаба или командира бригады. Линия обороны для нас была подготовлена не доходя 2 километров до Великой. Выбор места не совсем гармонировал и удовлетворял требованиям обороны. Линия обороны на участок, куда мы прибыли, была укомплектована одной дивизией, только вчера прибывшей с Урала. Нас проводили в тыл для приведения в порядок и пополнения.

На следующий день и нашей бригаде был определен оборонительный рубеж. От природы умный, имевший высшее военное образование, участвовавший в Германской и Гражданской войнах полковник Голубев с возмущением говорил: «Повесить мало того специалиста, наметившего этот оборонительный рубеж. Это очередная глупость или преднамеренная ошибка. Немцы нас перетопят в Великой. Оборонительную полосу надо было создавать по берегу реки». Начальник штаба шутил: «Нас учили, и мы учим подчиненных только наступательным операциям. Обороны у нас ни в одном уставе нет. Поэтому потерпите, дорогой полковник. Завтра мы ударим и немцев погоним. Что, забыл лозунг: "Воевать только на территории врага"». «Без иронии, товарищ майор, – парировал Голубев. – Придет время, еще повоюем и на территории врага. Сейчас наша задача – научиться выбирать места обороны, строить оборонительные сооружения и уметь обороняться».

Немцы подходили, рассредоточивались, окапывались. Наблюдалась активная перестрелка. Снова наступил вечер, а за ним короткая июльская ночь. С обеих сторон линия обороны ярко обозначалась пулеметными очередями трассирующих пуль и вспышками осветительных ракет.

Этот памятный день, а для многих он был последним, начался с восходом солнца. Солнце появилось из-за горизонта белесое, большое, напоминало белый мельничный жернов. Оно медленно поднималось над горизонтом, уменьшаясь в своих размерах. На темно-голубом небе не было ни одного облака. «День обещает быть хорошим, – говорили мужики, одетые в защитные гимнастерки. – Самый разгар сенокоса. Такая погода нужна».

Немцы не спешили. В 2 километрах от нас они открыто ходили, что-то кричали. Затем у них начался завтрак, на который приглашали и нас. Нагло на высоте 50-100 метров появились самолеты с включенными сиренами. Началась обработка нашей линии обороны с одновременной артподготовкой.

За танками пошли в атаку люди в грязно-зеленых мундирах. Танки перелезали наши окопы. Крутились над нашими телами, пытаясь обвалить землю и похоронить нас живыми. Спасали бутылки с КС-1 и КС-2. Три танка загорелись, остальные устремились в наш тыл. Пехота приближалась к нашим окопам. Шли они красиво, рядами, словно на парад, и что-то кричали. Их криков не было слышно, так как от стрельбы стоял сплошной вой. Их подпустили на расстояние 30-50 метров. Мы поднялись в контратаку. Знаменитый русский штык здесь оказался слишком коротким против немецкого автомата.

Пока мы бежали до первой шеренги немцев, они нас в упор расстреливали из автоматов, многих ребят мы не досчитались. Немцы, не ожидая штыковой контратаки, дрогнули и побежали. Люди перемешались. Трудно было разобраться в этой свалке, кто кого колет, бьет, в кого стреляет. Немцы бежали назад. Наши гнали их до наспех вырытых окопов, где снова завязалась рукопашная схватка. Не выдержав натиска наших, немцы побежали. Из-за перелеска показались немецкие танки, их было много. Снова заговорили немецкая артиллерия и минометы. В небе появились самолеты с черными крестами. В этот страшный момент поступил приказ – занять исходные рубежи. Вверенный мне батальон почти без потерь исполнил его. Соседям досталось, но паники не было. В течение часа кружились над нами самолеты, выли бомбы, снаряды и мины. В течение часа стоял сплошной вой. Обезумевшие люди прижимались к стенкам окопов и траншей. Волна дыма, огня и металла откатилась к нам в тыл. Над нашими головами появились танки. Они разворачивались над окопами, заваливая нас землей. На танках сидели и шли за ними солдаты. В окопы летели гранаты с деревянными ручками, красноармейцы ловили их на ходу и кидали в немцев. Неравный бой продолжался 7-10 минут. Наши не выдержали натиска и побежали. Самое страшное в бою – струсить и побежать. Немцы в спину расстреливали убегающих людей, давили гусеницами танков. Самолеты с включенными сиренами на бреющем полете нагоняли панику и страх. Достичь потока воды реки Великая удалось многим, однако ее форсировали единицы.

Я бросился с крутого берега в реку. Короткая 50-метровая бечева была преодолена. У берега было очень мелко. В воду я погрузился только на расстояние 10-15 метров от берега.

Мы, отступающие, оказались врагами не только немцев, но и наших. С обоих берегов и с обеих сторон по реке били пулеметы, над водой и в воде рвались снаряды и мины. С нашего берега по нам палили как по трусам и паникерам, а может быть, приняли нас за атакующих немцев. Немцы били по отступающим врагам.

Вокруг меня свистели пули. Ударялись о гладкую поверхность воды, рикошетили и снова с визгом поднимались ввысь. Раскаленные осколки мин и снарядов, падая в воду, шипели, над поверхностью воды создавали парообразные фонтанчики. Над головами плывущих рвались начиненные шрапнелью снаряды. Металлические шарики с большой силой ударялись в плотную массу воды. Не находя на своем пути преград, погружались на дно. Поверхность реки изрыгала из себя массу брызг и играла всеми цветами радуги. Пока глубина не превышала моего роста, я, как рак, полз по дну, отталкиваясь руками и ногами, продвигался к середине реки. Через каждые полторы-две минуты на мгновение поднимал голову над поверхностью воды, набирал полные легкие воздуха и снова погружался на дно.

Глубина увеличивалась с каждым моим вздохом. Ноги перестали достигать дна. Сапоги тяжелели, тянули ко дну и мешали плыть. Обожгло голень правой ноги. Силы покидали меня, я с трудом сдерживал себя. Хотелось открыть рот и вдохнуть в себя воду. Собрав последние силы, упираясь руками и ногами в плотную массу воды, оттолкнулся. Вода вытянула меня из своих объятий. Голова оказалась на поверхности. Я плыл и дышал. Лучше смерть от пули или осколка, чем задохнуться в этой серой пучине. В другое время я кричал бы, просил бы о помощи: «Спасите, тону». Здесь ни до кого дела нет.