Михаил Зуев-Ордынец - Сказание о граде Ново-Китеже

© Зуев-Ордынец М. Е., 2006

© ООО «Издательский дом «Вече», 2006

Казалось, вся Москва устремилась в Тушино. Отчаянно звенели переполненные трамваи, сигналили на разные голоса троллейбусы, гудели пригородные поезда. В одну сторону, без встречного движения, неслись сплошным потоком автомашины: и дряхлые ветераны московских улиц, потрепанные «фордики», «линкольны», «бенцы», и отечественные «эмки», «газики», и фронтовые «виллисы», и только что появившиеся на свет, с еще не снятыми ограничителями «москвичи» и «победы». Между автомобилями тарахтели мотоциклеты, по обочине бесшумно неслись велосипеды, а по тротуарам шли толпы пешеходов. И вся эта лавина катилась к Тушинскому аэродрому.

Против села Щукино, где Волоколамское шоссе поднималось на крутой взлобок, остановилось, обессилев, такси – ветхая, даже лохматая какая-то от старости «эмка», с простреленным, в лучеобразных трещинах ветровым стеклом. Побывала, видимо, на фронте и вернулась, хоть и калекой, в ряды московских трудяг-такси. Сидевший рядом с водителем генерал-майор удивленно спросил:

– Что случилось? Капризничает «старуха»?

– Вот то-то что «старуха»! – со сдержанной яростью ответил водитель. – На пенсию ей пора. Мешок металлолома, а не машина!

Он вылез из кабины и нырнул под капот. Генерал тоже вышел на асфальт и, повернувшись спиной к шоссе, начал любовно глядеть на Москву, отсюда, с пригорка, видную хорошо и далеко. Залитая утренним августовским солнцем, она словно улыбалась радостно. А ведь совсем еще недавно, какие-нибудь года два назад, на ее улицах, пропахших тоскливой гарью пожарищ, грохотали залпы зениток, стоявших в городских скверах, а в небе подвывали бомбардировщики с черными крестами на крыльях.

– Готово, товарищ генерал, уговорил нашу «старуху». Поехали! – крикнул водитель, захлопывая капот.

Генерал шагнул к машине и остановился. Спокойное, крепкой кости лицо его дрогнуло. Глубокое волнение, удивление и радость отразились на нем.

Лавина мчавшихся по шоссе машин, поднимаясь на взлобок, сбавляла ход. Мимо «эмки» в двух шагах медленно проехал «виллис», густо измазанный мазутом по брезентовому борту. На заднем сиденье «виллиса» был только один человек, сухой, мускулистый, подобранный, в морском кителе и мичманке с тупым нахимовским козырьком, как-то особенно лихо сдвинутой на бровь. Он равнодушно скользнул по генералу взглядом цыганистых, с синеватыми белками глаз, а генерал бросился за «виллисом», закричав пересохшим от волнения голосом:

– Птуха!.. Федор Тарасович!.. Мичман!..

Но «виллис» уже заслонили проезжавшие машины.

Генерал кинулся к такси и крикнул водителю:

– Видел «виллис», измазанный мазутом? Гони за ним! Догонишь – что хочешь с меня спрашивай!

– Сегодня без обгона, товарищ генерал, – сказал опасливо водитель. – Верная неприятность от ГАИ!

– Давай, давай! Не отставай хотя бы. Ко входу на аэродром вместе подскочим, и то хорошо. Я его тогда при входе перехвачу!

Дряхлая «эмка» по-молодому рванулась вперед, азартно дребезжа и мотором, и кузовом.

– Кого перехватите? Украл он у вас что-нибудь?

– Почему – украл? Да боже ж ты мой, я Птуху ищу! Мичмана Птуху, понимаешь?

Водитель ничего не понял. А генерал подумал, волнуясь:

«Это был Птуха! Я же ясно видел. Мичманок ты мой дорогой! Гроза морей! И глаза цыганские, и мичманка нахимовская. Да чего там – все его!»

– Куда? Вход и слева и справа! – нетерпеливо спросил водитель.

– Эх, мать честная! Давай вправо! – отчаянно воскликнул генерал.

Мелькнули клумбы, цветники, газоны, и открылась взору ширь аэродрома. Над вышкой Центрального аэроклуба призывно развевались сине-желтые авиационные флаги.

Сунув водителю крупную бумажку, генерал бегом припустил к входным турникетам. Но здесь была пробка. Только через полчаса нажимавшие сзади вытолкнули генерала на аэродром. Он подошел к канату, за которым уже сидели на траве зрители. Перед ним было море голов. Разве найдешь здесь Птуху?

«Надо Косаговскому написать. Птуха, мол, отыскался, вышел из Ново-Китежа. – Генерал взволнованно вздохнул. – Нет, подожду писать. Он, конечно, спросит про Анфису. А что я ему отвечу? Надо прежде мичмана отыскать и узнать у него все досконально. Зачем раньше времени трепать Виктору Дмитриевичу нервы!»

Небо загудело, запульсировало, заревело от ударов мощных пропеллеров. Гул, как пальцами, давил на барабанные перепонки. С железобетонной взлетной дорожки поднимались многомоторные бомбардировщики. Взлетев после стремительного разбега, они пошли над аэродромом плотными колоннами. Это был великолепный и грозный воздушный марш.

Проводив бомбардировщики взглядом, генерал-майор Ратных опустил глаза на аэродром, на зрителей. Безнадежно смотрел он на бесчисленные кепки, шляпы, береты, фуражки различных фасонов. Он все еще искал лихую мичманку Федора Птухи.

Безнадежное дело! Не найти!

«А вышел ли Птуха из Ново-Китежа? Ведь город горел со всех концов, как огромный костер. И в тайге начался пожар, а новокитежане со скотом, с телегами бежали от пожара. Видели мы это с самолета. Может быть, и Птуха погиб в этом пожаре? Нет, он дня на три позже пришел в Ново-Китеж. Наверное, голое пожарище нашел на месте города. А самолеты, высланные из Читы, увидели только выжженную на многие километры тайгу. Сесть нельзя было. И никто им с земли сигналов не подавал. А все же вышел мичман в «мир», на Большую землю. Его я видел на шоссе в “виллисе”. Ошибки нет! Он где-то здесь, может быть, в двух шагах!..»

Над аэродромом по-прежнему ревело небо. В вышине стремительно носились реактивные истребители, погнавшиеся за бомбардировщиками. Начался воздушный бой. Горький, едкий дым сгоревшего бензина повис в безветренном небе.

А генерал почувствовал вдруг запах другого дыма, дровяного, смолистого. Он валил из-под крыш, из окон и дверей топившихся по-черному изб Ново-Китежа.

Воспоминания обступили его, и годы медленно пошли назад, в невозвратное прошлое.

Странно, но прежде всего вспомнилась почему-то дверь, аккуратно обитая желтой клеенкой, с беленькой кнопочкой электрического звонка. И едва он прикоснулся к кнопке, дверь моментально открылась, словно его ждали. На пороге стоял мальчуган, белобрысый, с коротко остриженной головой, с облупившимся от ветра носом, с глазами темно-синими, веселыми и озорными, в длинных и пушистых ресницах.