Джон Карре - Верный садовник

«Ты должен заставить их действовать , убеждаешь ты меня. Твое лицо бледно от страданий и смелости. Ты не забыла о случившейся трагедии. Твои глаза блестят от слез, которые после смерти ребенка могут политься в любую секунду. Твой голос требует, но при этом ласкает и, как всегда, превращает меня в мягкий воск. Нам нужен защитник, Сэнди. Человек, не входящий в наш круг. Занимающий важный пост, способный помочь. Обещай мне. Если я могу довериться тебе, ты можешь довериться мне . Вот я и произнес те слова, которые ты хотела услышать. Наверное, в состоянии аффекта. Я верую. В бога. В любовь. В Тессу . Когда мы на сцене вместе, я верую. Могу поклясться в чем угодно, что и делаю всякий раз, когда прихожу к тебе, но и от твоей просьбы отдает театральностью. Ты не можешь не понимать, что в реальной жизни такое невозможно. Обещаю , говорю я, и ты заставляешь меня повторить. Обещаю, обещаю. Люблю тебя и обещаю . И тут же ты целуешь губы, которые вымолвили это постыдное обещание: один поцелуй, чтобы закрыть мне рот и скрепить контракт; одно короткое объятие, чтобы связать меня и дать возможность вдохнуть запах твоих волос».

– Документы отправлены дипломатической почтой соответствующему заместителю министра в Лондон, – объяснил Вудроу Робу. – На текущий момент они засекречены.

– Почему?

– Потому что в них содержались очень серьезные обвинения.

– Против кого?

– Извините, ответить не могу.

– Компании, конкретного человека?

– Извините.

– Сколько она передала вам страниц?

– Пятнадцать, возможно, двадцать. С приложением.

– Фотографии, иллюстрации?

– Извините.

– Магнитофонные записи? Дискеты… отпечатанные признания, заявления?

– Извините.

– Какому заместителю министра вы отправили документы?

– Сэру Бернарду Пеллегрину.

– Вы оставили себе копию?

– Наша политика – держать в посольстве минимум важных документов.

– Осталась у вас копия или нет?

– Нет.

– Текст был отпечатан?

– Кем?

– Отпечатан или написан от руки?

– Отпечатан.

– На чем?

– Я не специалист по отпечатанным текстам.

– Его отпечатали на пишущей машинке или на принтере? С компьютера. Вы помните, какой шрифт? Какая гарнитура?

Вудроу раздраженно повел плечами.

– Может, курсив? – не унимался Роб.

– Нет.

– Или стилизация под почерк?

– Обычный латинский шрифт.

– Компьютерный?

– Да.

– Хоть это вы помните. Приложение было отпечатано?

– Вероятно.

– Тем же шрифтом?

– Вероятно.

– Значит, пятнадцать или двадцать страниц, напечатанные обычным латинским шрифтом. Благодарю вас. Лондон отреагировал?

– Естественно.

– Ответ вам дал Пеллегрин?

– Пеллегрин или один из его помощников.

– И что вам ответили?

– Ничего не предпринимать.

– Без объяснения причин? – вопросы сыпались, словно удары.

– Так называемые доказательства, приведенные в документе, были признаны тенденциозными. Тщательное расследование не привело бы ни к каким результатам и лишь ухудшило бы наши отношения с правительством Кении.

– Вы познакомили Тессу с ответом: ничего не предпринимать?

– В общих словах.

– И что вы ей сказали? – спросила Лесли.

– Я сказал то, что считал наиболее приемлемым, учитывая ее состояние: смерть ребенка, значимость, которую она придавала документам.

Лесли выключила диктофон, начала собирать блокноты.

– То есть сочли, что ложь наиболее приемлема для нее, сэр? По вашему разумению?

– Лондон взял расследование на себя. Принял определенные меры.

На какое-то мгновение Вудроу поверил, что допрос закончен. Но Роб придерживался иного мнения.

– Еще один момент, мистер Вудроу, если вы не возражаете. «Белл, Баркер и Бенджамин». Более известные как « Три Биз».

На лице Вудроу не дрогнул ни единый мускул.

– Реклама по всему городу. «Три Биз» работают на Африку». «Жужжат для меня, сладенький! Я люблю «Три Биз». Штаб-квартира на этой же улице. Большое новое стеклянное здание. Выглядит как Далек.

– При чем тут они?

– Прошлым вечером мы нарисовали профиль компании, не так ли, Лес? Очень любопытная контора, вы, должно быть, об этом и не знаете. Везде у них есть своя доля. Отели, туристические агентства, газеты, страховые компании, банки, месторождения золота, угля, меди, импорт легковых автомобилей, судов, грузовиков… я могу продолжать до бесконечности. Плюс лекарства. «Три Биз» жужжат для вашего здоровья». Этот рекламный щит мы увидели, когда ехали сюда, не так ли, Лес?

– Совсем рядом с посольством, – подтвердила Лес.

– И они на короткой ноге с ближайшим окружением Мои, насколько нам известно. Частные самолеты, длинноногие девицы в любом количестве.

– Полагаю, за этим последует какой-то вывод.

– Да нет. Мне просто хотелось видеть выражение вашего лица, когда я о них упомянул. Вы доставили мне такое удовольствие. Благодарим вас за ваше долготерпение.

Лесли все собирала свою сумку. Если судить по ее реакции, она пропускала мужской разговор мимо ушей.

– Таких, как вы, следует останавливать, – вдруг сказала она, покачав головой. – Вы думаете, что решаете мировые проблемы, но в действительности сами являетесь проблемой для мира.

– Она говорит, что вы гребаный лжец, – пояснил Роб.

На этот раз Вудроу не стал провожать их до двери. Остался на своем посту за столом, вслушиваясь в удаляющиеся шаги своих гостей, потом позвонил дежурному и попросил, самым небрежным тоном, сообщить ему, когда эти господа покинут посольство. Узнав, что покинули, незамедлительно направился в кабинет Коулриджа. Он знал, что в данный момент посла на месте нет, потому что с самого утра Коулридж поехал на встречу с министром иностранных дел Кении. Милдрен, расслабившись, с кем-то болтал по внутреннему телефону.

– Это срочно, – бросил Вудроу, показывая Милдрену, что он, в отличие от секретаря, не тратит рабочее время на пустопорожние разговоры.

Сев за стол Коулриджа, Вудроу наблюдал, как Милдрен достает из личного сейфа посла белую ромбовидную пластину-ключ и недовольно вставляет ее в телефонный аппарат спецсвязи.

– С кем хотите поговорить? – с наглостью, свойственной секретарям, спросил Милдрен.

– Вон отсюда! – ответствовал Вудроу. И, как только за ним закрылась дверь, набрал прямой номер сэра Бернарда Пеллегрина.

Они сидели на веранде, двое коллег-дипломатов, после плотного обеда наслаждающихся перед сном капелькой коньяка. Глория осталась в гостиной.

– То, что я сейчас скажу, ужасно, Джастин, – начал Вудроу, – но я вынужден это сказать. Велика вероятность того, что ее изнасиловали. Мне очень, очень жаль. И ее, и тебя.

И Вудроу действительно сожалел, не мог не сожалеть. По-другому и быть не могло,