Джон Kappe - Достопочтенный школяр

Его преследовали кошмары по ночам: после всего увиденного на войне он часто просыпался в холодном поту и сотрясался от дрожи ужасных видений, которые даже не способен был описать словами. От ощущения запаха напалма и горящего человеческого мяса он получал даже какое-то утешение: было приятно сознавать, что после долгих лет, в течение которых он подавлял в себе все эти эмоции, плотина, сдерживавшая проявление нормальных человеческих чувств, прорвалась. Когда-то, на войне, Люк мечтал о том, когда же он сможет во всем разобраться и снова обрести способность испытывать отвращение. Если теперь кошмары помогают ему вернуться к нормальному состоянию – тому, в котором пребывают обычные мужчины и женщины, – ну что ж, тогда он будет принимать их с благодарностью. Но ни в каких, даже самых страшных кошмарах, ему и в голову не приходило, что после того, как он столько лет писал о войне, он не сможет писать о мире. Люк провел за машинкой шесть долгих ночных часов, пытаясь вырваться из этого страшного оцепенения и немоты. Иногда он вспоминал старика Кро и то, как он стоял под дождем и вода струями стекала с него на землю. Может быть, именно в этом и заключалось главное? Но слыханное ли это дело, чтобы один журналист построил свой материал на необъяснимом настроении и поведении своего же собрата-журналиста?

Статья Карлика, над которой тот тоже немало попотел, так же не имела большого успеха, и это привело его в весьма раздраженное состояние. На первый взгляд, там было все, что требовалось. Англичане выставлены на всеобщее осмеяние, без обиняков и недомолвок говорится о шпионах, и в кои-то веки Америка не выступала в роли палача и душителя Юго-Восточной Азии. Но единственное, что Карлик получил в ответ, – это приказ не лезть не в свое дело и не трезвонить о чем не следует.

Оставался еще старый Кро. Хотя то, что он сделал, было всего лишь отвлекающим маневром и не шло ни в какое сравнение с направлением главного удара, то, как умело он рассчитал время и сделал то, что сделал, до сих пор не перестает внушать восхищение. В течение трех недель Кро ничего никуда не посылал. Люку, который не на шутку беспокоился о нем, сначала даже показалось, что продолжается тот необъяснимый упадок всех его душевных и физических сил, который он заметил на Пике. Казалось, Кро совсем потерял обычное жизнелюбие и склонность к дружескому общению. Он стал раздражительным, а временами бывал просто грубым и злым. Он ворчал на официантов, даже на свого любимца Го. Он обращался с шанхайскими любителями игры в кегли так, словно они были его заклятыми врагами, и припомнил все якобы нанесенные когда-то обиды, о которых они уже и сами не помнили. Сидя в одиночестве у окна, австралиец был похож на старого кутилу, переживающего не лучшие времена, – язвительного, отрешенного, апатичного. В один прекрасный день он исчез, и, когда Люк, опасаясь самого худшего, заглянул к нему домой, старая служанка, сказала ему, что «папа Виски ехать-ехать в Лондон, очинь-очинь бистро». Она была престранным созданием, и Люк был не слишком склонен ей верить. Один зануда журналист из Германии, работавший на журнал «Шпигель», рассказал, что видел Кро во Вьентьяне, когда тот пьянствовал в баре «Констелейшн», но Люк ему не очень поверил. Среди журналистов наблюдать за Кро было чем-то вроде игры для посвященных, и, если кому-то удавалось раскопать и рассказать другим что-нибудь интересное, это повышало авторитет рассказчика.

Но вот в один прекрасный день – в понедельник, примерно в полдень, старина Кро, в новом бежевом костюме, с изящным цветком в петлице, собственной персоной неторопливо вошел в клуб. Это был прежний Кро – улыбающийся, с неистощимым запасом анекдотов. Было видно, что он засел за работу. Старик потратил немало денег – больше, чем газета обычно выделяла для таких целей. Он не раз обедал в компании хороню одетых американцев, работающих в каких-то американских учреждениях, названия которых звучали весьма неопределенно, и средств на это не жалел. Некоторых из них Люк знал. Своих гостей – всегда по одному – Кро водил в спокойные, со знанием дела выбранные ресторанчики. В клубе злословили, говоря, что он обхаживает дипломатов (это считалось серьезным преступлением) – Кро это доставляло несказанное удовольствие. Потом судьба забросила старика в Токио – там проходила конференция китаистов, и позже, оглядываясь назад, логично было предположить, что он использовал эту поездку для того, чтобы проверить кое-какие детали для материала, который уже начинал складываться у него в голове. Несомненно, на конференции он попросил кое-кого из своих старых друзей раздобыть для него информацию, по возвращении в Бангкок, или Сингапур, или Тайбэй, или любое другое место, где они там живут. И они не отказали ему, потому что знали, что и он сделал бы для них то же самое. Казалось, он знает наперед, что именно они обнаружат, и в этом было что-то жутковато-непонятное.

В законченном виде результат этих трудов появился в одной из утренних газет Сиднея, которая была вне пределов досягаемости длинных рук англо-американской цензуры. По общему мнению, эта статья могла сравниться с лучшими статьями мастера времен расцвета его таланта. Это была передовица на две тысячи слов, примерно восемь машинописных страниц. Характерно, что Кро начал ее совсем не с упоминания Хай Хейвен, а с описания «пустующего по непонятным причинам» целого крыла в здании посольства Великобритании в Бангкоке, где еще месяц назад размещались странная организация под названием Отдел координации со странами НАТО и Отдел виз, в котором насчитывалось целых шесть вторых секретарей. «Что же привлекало жителей Таиланда в Англию в таких количествах, что для выдачи виз требовалось целых шесть вторых секретарей? – невинно задавал вопрос старый австралиец. – Может быть, те радости, которые сулили им массажные салоны веселого лондонского квартала Сохо? И еще одно довольно странно, – делился он с читателями своими недоуменными вопросами, – почему же после того, как закрылись двери этого флигеля, а шесть вторых секретарей отбыли из Таиланда, у ворот посольства не выстроились длинные очереди таиландцев, обуреваемых желанием отправиться в путешествие?» Постепенно, по мере чтения статьи, – а писал Кро легко и непринужденно (но в статье не было и намека на небрежность) – перед читателями разворачивалась удивительная картина. Кро называл английскую разведслужбу Цирком. Он объяснял, что название произошло от месторасположения штаб-квартиры секретной службы на площади Кембридж серкус, имеющей форму круга, где пересекается несколько лондонских улиц. Цирк вывез своих людей не только из Хай Хейвен, писал он, но и из Бангкока, Сингапура, Сайгона, Токио, Манилы и Джакарты. И из Сеула тоже. Даже обычно стоящий особняком Тайвань на этот раз не оказался в стороне. Открылось, что тамошний английский резидент, обычно державшийся в тени, также уволил трех сотрудников канцелярии, по совместительству работавших шоферами, и двух секретарей-референтов – всего за неделю до того, как статья увидела свет.