Генрих Ланда - Сборник

Она рассказывала, а я слушал и смотрел на неё, и на душе становилось легче, а в вагоне уже зажёгся свет, потом его притушили и наступила дорожная ночь, с покачиванием вагона и гулом колёс, с могильной тишиной остановок на богом забытых полустанках, с протяжным скрипом трогающегося состава и внезапным грохотом дверей, пропускающих редких ночных пассажиров.

Станция Разувайская. Мы выходим в свежий ночной воздух с редкими снежинками, поезд уходит дальше, и мы остаёмся одни на просторной платформе. Вдали крошечный вокзал, затерянный среди моря путей по обе его стороны, кругом ночное безлюдье.

У кассы никого, мы берём билеты в купейный вагон. С удивлением обнаруживаем работающий буфет, фруктовую воду и не очень чёрствые булочки, садимся с этой скромной едой на отполированные временем деревянные сиденья в пустом и холодном зале ожидания. Ждать надо немногим больше часа, но это трудно, сказываются усталость и нервное напряжение прошедшего дня, начинает болеть голова. Мы сидим рядом и тихо переговариваемся, и мне кажется, что мы знаем друг друга давно-давно, я её встречал раньше, в ясные светлые времена, когда мы играли в зарослях кустарника, называемых таинственным киплинговским словом "brushwood"…

И я рассказал ей о том парне возле универмага. Она отнеслась к этому спокойно, сказала, что в городе встречаются люди, вышедшие из заключения, а среди них бывают всякие, да и не только они оказываются в тяжёлом положении, что поделаешь…

Потом мы взяли свои вещи и вышли из вокзального здания. За дверью нас встретила пелена медленного мелкого снега. Прокладывая одинокую цепочку следов, мы идём на платформу и начинаем ждать снова. Когда мокрый снег слепит глаза, когда трясёт озноб и раскалывается голова – нужно думать о том, что где-то в темноте, уже недалеко, к тебе идёт могучая помощь, стоит только набраться терпения, а она абсолютно точно прийдёт в предопределённый час, и спасёт тебя, и обернёт теплом и покоем…

Сперва в той стороне заблестели отражёнными бликами мачты электрической подвески, затем издалека и как-то сбоку выплыл сноп света, начал приближаться и увеличиваться, окружённый ореолом искрящейся снежно-водяной мороси. И уже задрожал перон, и мимо поплыли тяжкие колёса и бесконечно длинные металлические бока вагонов с ледяными подтёками и гроздьями. И вот уже ступени, тамбур и благословенное тепло коридора. Вагон спит, в нашем купе мы одни. Поезд пока не тронулся, проводница не пришла за билетами и еще нельзя взять постели, мы сидим у окна и смотрим на уже отстранённую от нас двойным оконным стеклом метель, на эту чужую случайную станцию, которая для меня сейчас исчезнет навсегда.

Потом мы неспеша устраиваемся на остаток ночи. Когда я возвращаюсь после умывания, постелены уже обе постели, что меня даже смутило бы, если б не было это сделано с такой естественной непринуждённостью. И, наконец, я опускаю голову на подушку, и перед глазами тёмный потолок, перерезаемый редкими бликами пробегающих отсветов, и от сознания, что она притихла здесь совсем рядом, поднимается в душе покой, разрастается, охватывает и убаюкивает, отгоняя всё тяжелое и мрачное…

Меня будит негромкий стук открывающейся двери. Она, уже одетая, стоит в проходе.

Я приподнимаюсь на локте.

– Уже скоро моя станция. Я старалась не разбудить вас, даже не зажигала свет…

– Да нет, это даже хорошо, что мы можем попрощаться. Как выспались?

– Немножко мало, но ничего, отосплюсь дома.

– Вам от станции далеко ехать?

– Нет, недалеко, но автобус будет не раньше шести часов. Да всё это не страшно, главное – я уже почти приехала. Ну, я пойду, всего вам хорошего, счастливо доехать.

– Спасибо. До свидания, передавайте привет речке Серёже.

– Обязательно.

Она вышла и прикрыла дверь. Я сел, поднёс к глазам часы. Пять часов, ровно сутки в дороге. В заоконной синеве просматривается убегающая назад бесконечная лента леса, ели стоят в глубоком снегу – здесь, на севере, зима ещё в силе.

Я снова опустился в нагретую постель и повернулся к стене. Надо было спросить, как её зовут. Ехать ещё оставалось несколько часов. Вагон подрагивал на спокойном ходу, мерно гудели колёса. Головная боль прошла, было уютно и покойно, и в наползающем полусне перед глазами проходили величественные и приветливые нагорья Монголии, окрашенные яркой рериховской синью, и пурпуром, и белизной, и изумрудом…

Совместное обучение ввели, когда мы были уже в девятом классе. Помню, первое время ужас как было неловко при девчонках пару получать… А потом ничего, привыкли. Но всё же долго были врозь, почти до конца десятого класса. Там уже на май, помню, устроили вместе вечеринку… Один только парень у нас с девчонкой ходил с девятого класса и весь десятый, потом ещё весь институт – они долго ходили и потом-таки поженились. Я тоже там в одну девчонку влюбился, но у нас так ничего и не вышло.

Она, правда, не в нашем классе училась, я был в "А", а она в "В", так что я на неё только издали закидывал. Ну, а потом я там нагрубил русачке: она пристала, что я списывал, а я как раз не списывал, ну я ей сказанул… Так меня, значит, вроде как исключили и потом перевели из "А" в "В". И я сидел как раз впереди неё, так я сошлифовал пятак с одной стороны и отполировал как зеркало. И на уроках в этот пятак смотрел на неё. Нет, она не замечала, ведь это ж просто лежит себе пятак на парте – а потом беру так близко к глазу и рассматриваю. Вообще девчонка была гордая. Не то, чтобы очень красивая, но своеобразная такая. Она там греблей занималась, потом она получила мастера. Так что натренированная, и фигура такая.

И в очках, а женщины в очках – это моя слабость.

Ну, потом уже, конечно, мы больше стали там туда и сюда вместе. Я даже ходил её встречать после тренировок, она на нижней стрелке тренировалась. Как-то, помню, она задержалась, и пошел дождь сильный, и я два часа на мосту стоял…

А раз мы с ребятами на школьном дворе в ножичек играли, моим ножом. Так в общем получилось так, что Колька, корешок мой, бросил ножик, и он не встряв в землю, упал. А она сказала, что нож такой же тупой, как и его хозяин. Ну я, понятно, тут же психанул, и мы вроде как рассорились.

Но она, видно, тоже ко мне что-то всё-таки питала… Вот потом как было: у нас был культпоход на какой-то фильм – кажется что-то, что нужно было по программе, не помню что именно, но что-то в двух сериях, шёл весь класс. Так я как зашёл в зал, смотрю, где моё место, а там как раз по одну сторону Колька, а по другую – она. Ну, я прошёл в следующий ряд и попросил там одну: "Таня, говорю, сядь, пожалуйста на моё место, а я здесь…" Она, Лида, конечно вида не подала, и через два года только я узнал, что дома потом к ней из-за этого скорая помощь приезжала ночью…