Генрих Ланда - Сборник

Но если бы на этом был конец! А я ведь сдуру дала Юрию свой адрес! И вот назавтра вечером он заявляется ко мне домой, с каким-то новым своим другом, которого представляет как юриста, и говорит, что мы поженимся, и этот друг нам поможет всё быстро оформить. Друг ничего не говорит, а только кивает, потом молча берёт и читает газету, кажется, вверх ногами. И опять появляется бутылка и закуска. Потом друг срочно куда-то уходит, а этот негодяй приказывает мне – стели постель! Я пытаюсь протестовать, а он опять начинает меня бить. Ну, понимаете, что делать? Никто не видит и не слышит, соседей дома нет. Мне просто некуда было деваться. Но, честно говоря, была ещё одна причина. Ведь раньше этого у меня никогда не было. А там, в прошлый раз, я была как безумная от страха и ничего не чувствовала. Так что, честно говоря, я сама хотела узнать, как это. И оказалось, что тогда он ничего не смог по-настоящему сделать, и это было только теперь.

И он сказал, что я ему понравилась, и он будет приходить ещё, и что я не посмею его не пускать, иначе он такое про меня везде нарасскажет, что я не буду знать, куда деваться.

Подумать только, с кем я связалась! Слава богу, тут приехала ко мне мама, и в следующий раз он как-раз пришёл при ней, и она увидела его и его компанию, послушала, что он несёт, на что он намекает относительно меня, мелет о каких-то ресторанах и тому подобном, она пришла в ужас и сказала, что останется у меня жить, пока этот тип от меня не отцепится.

Он приходил несколько раз и заставал маму. Это его не устраивало, и он срывал всё на мне. Такой негодяй! А я ведь согласна была простить его хамство, лишь бы он избавил меня от позора. Я только просила его: женись на мне и потом сразу можешь развестись, а так я не перенесу этого стыда. А он только издевался и предлагал выдать меня замуж за очередного из своих друзей, с которым он в этот момент распивал бутылку. Говорил: не бойся, мы найдём тебе жениха, я ему так и скажу про тебя – дамочка первый сорт, сам пробовал! Представляете себе, что это за тип?

Словом, он увидел, что теперь у него ничего не будет, и перестал ходить, исчез совсем. И так два месяца, мама уехала к себе, а его я так и не видела. Та квартира, куда они меня возили, была чужая, они брали ключи и использовали её специально для такого промысла. И в институте физкультуры никто о таком преподавателе слыхом не слыхал. И вот теперь, недавно, я в парикмахерской встречаю сестру одного из его приятелей, я познакомилась с ней в его компании.

Ну, я решила, что от женщины я всё выведаю. Заговорила с ней и, как бы между прочим, спросила: а Юрий, – я забыла его фамилию, – он где работает? Она, конечно, мне и фамилию, и место работы сказала, опытно-механический завод. Так что он всё врал про институт физкультуры. Я потом ходила к этому заводу, его портрет на доске почёта, Юрий Бойко, фрезеровщик. И узнала, что у него жена и ребёнок.

А девушка эта, видно, ему сказала, что я о нём спрашивала. И вот как раз вчера вечером – звонок. Он заявляется один, с таким же хамским развязным видом. И с такими же требованиями. Этот негодяй, мерзавец и обманщик, которого на порог пускать нельзя. И я, представьте, пустила его в дом, и терпела его наглость и бахвальство, и опять уступила ему, легла с ним в кровать… И он, уходя, сказал, что я всё равно, хочу или не хочу, буду с ним жить.

Подумать только, такое ничтожество, не стоящее моего мизинца, – и я от него в зависимости, и опустилась до того, что не выставила его сразу вон! Что я сама о себе должна теперь думать?..

Я стою возле кинотеатра и спрашиваю:

– Нет лишнего билета?

Кругом шумит огромный город, лавина машин, лавина людей. Жара спадает, но душно.

– Лишнего билета у вас нет?

Можно пойти, если будет билет, а можно и не пойти. Город огромный и чужой, отправляйся куда глаза глядят и встречай неведомое за каждым поворотом. Сесть на скамью в зажатом домами куцом скверике. Зайти в забытую всеми полутёмную закусочную. Идти мимо бездонных подворотен, мимо бесконечных заборов, ограждающих неизвестно что. Наблюдать жизнь за окнами, которые видишь первый и последний раз в жизни.

– Нет лишнего билета?

Надо бросать это и пойти поесть. Уже почти никто не заходит, видимо сеанс начался. Вот ещё одна, остановилась у застеклённой афиши. Какая волна чёрных волос, почти до пояса.

– У вас нет лишнего билета?

– Нет, у меня билет на завтра, мы заказали заранее. А здесь я остановилась просто, чтобы возле стекла волосы поправить. Совсем растрепал ветер.

– Ещё бы, такие волосы. Наверное, все оглядываются.

– Здесь – да, а у нас в Средней Азии у многих такие. Ну, успеха вам, или вам уже надоело билет ждать?

– Да, пойду лучше в молочное кафе. Идёмте вместе?

– Я не голодна, могу только за компанию.

И уже перебираемся через улицу по направлению к кафе. Рассматриваю сбоку смуглое лицо, шелковый плащ, какие-то особые искрящиеся чулки и безукоризненно белые туфли. Две минуты назад всего этого не существовало.

– Вы здесь давно?

– Не очень. Приехала сдавать вступительные экзамены в театральный.

– Раньше здесь не бывали?

– Нет, но я год жила в Ленинграде, тоже училась в театральном.

– Почему же оставили?

– А меня забрали. Отец боялся, что я там замуж выйду. Вот и забрали, а теперь здесь я буду под присмотром дяди. Он работает в представительстве нашей республики.

– Я и не знал, что республики имеют свои представительства. Что же это вами так распоряжаются?

– О, у нас порядки совсем не такие, как здесь.

Она улыбается ласково и глядит прямо в глаза.

– Что вам взять поесть?

– Я ничего не хочу. Или вот, разве, творога.

– Находим свободный столик в дальнем углу зала.

– Вы безукоризненно говорите по-русски.

Я же на республиканском телевидении работаю. Правда, режиссёром по хореографическим постановкам. Я балетную школу кончала. И сама выступаю.

– Вот здорово! Прямо завидно.

О нет, совсем не стоит мне завидовать. Это я всем другим должна завидовать.

– На что?

– На свободу.

Не понимаю, как это так – в наше время? Вы же совершенно самостоятельны, ни от кого не зависите, вот приехали сюда..

Это всё так кажется. Я буду здесь, а потом захотят – и вызовут меня обратно, чтобы выдать замуж за богатого старого колхозника.

– И что вы будете делать?

– Выйду замуж, и должна буду всё время сидеть и смотреть на него, вот так!

Подбородок на ладонях, и смотрит на меня чёрными глазами из-под густых бровей.

Насмешливо и с горечью.

– Знаете, мне кажется, что вы неспроста об этом так говорите. Ведь у вас была какая-то драма, да? Кто-то должен был быть – ведь вы такая… яркая…

– Она тихонько улыбается и кивает головой.