Александр Дюма - Сальватор. Том 2

Это вполне реалистичное признание, которое мы вынуждены сделать, помогает весьма точно определить степень их скорби.

Они все втроем прибыли в карете Лоредана. Было решено, что двое слуг отвезут тело в Париж, а Камилл и его приятель вернутся сами позднее.

Камилл велел кучеру подъехать ближе. Оба лакея ни о чем не подозревали, так как речь шла об утренней прогулке; они с безмятежным видом сидели на козлах. Камилл позвал их.

Слуги слышали два пистолетных выстрела. Они видели, как уехали Сальватор, г-н де Маранд и еще двое секундантов. Но ничто не наводило их на мысль о несчастье.

Впрочем, пусть читатели не обольщаются относительно волнения, которое испытали слуги при виде трупа своего хозяина.

Лоредан был груб, резок, деспотичен, и его не очень любили слуги. Ему служили, потому что он бывал крут, но исправно платил. И только.

Да этого и достаточно тем, кто, не питая уважения к окружающим, считает бесполезным требовать от других того, чего сам им не дает.

Два лакея испустили скорее удивленные возгласы, чем вздохи сожаления, после чего сочли, что сполна рассчитались с покойным, и помогли молодым людям погрузить труп в карету.

Камилл приказал им ехать шагом. Ему предстояло еще найти какой-нибудь кабриолет и приготовить Сюзанну к ожидавшему ее удару.

У заставы Майо молодые люди увидели кабриолет, возвращавшийся из Нейи. Они остановили его и приказали кучеру отвезти их к заставе Этуаль.

Там они разделились. Камилл поручил приятелю заехать к нему домой, предупредить его жену о случившемся несчастье и передать, что он задержится. Уверенный в том, что поручение будет выполнено, Камилл зашагал на улицу Бак.

Было около половины одиннадцатого.

Особняк Вальженезов выглядел как обычно: швейцар шутил во дворе с прачкой: мадемуазель Натали, восстановленная в должности камеристки, кокетничала в передней с молодым грумом, всего несколько дней назад поступившим на службу к Лоредану.

Когда Камилл отворил дверь, мадемуазель Натали заливалась во все горло над остротами нового камердинера.

Он подал Натали знак, та подошла прямо к нему, и он спросил, можно ли поговорить с Сюзанной.

– Хозяйка еще спит, господин де Розан, – доложила камеристка. – А вы хотите ей сообщить что-то важное?

Само собой разумеется, что мадемуазель Натали сопровождала свой нескромный вопрос самой что ни на есть вызывающей улыбкой.

– У меня к ней дело огромной важности, – серьезно проговорил Камилл.

– В таком случае, если желаете, сударь, я разбужу госпожу.

– Да, пожалуйста, и побыстрее. Я буду ждать в гостиной.

Камеристка пошла по коридору, который вел в спальню Сюзанны, а Камилл вошел в гостиную.

Натали подошла к кровати своей хозяйки, выпроставшей из-под одеяла руки и грудь из-за царившей в спальне жары.

Волосы ее разметались по подушке, и матовое лицо четко вырисовывалось на их темном фоне. Ее грудь вздымалась под тяжестью сладкого сна.

– Мадемуазель! – шепнула Натали на ухо госпоже. – Мадемуазель!

– Камилл!.. Дорогой Камилл!.. – пробормотала во сне Сюзанна.

– Вот именно! – подхватила Натали и легонько потрясла хозяйку за плечо. – Он как раз здесь, он ждет вас.

– Он? – переспросила Сюзанна, открывая глаза и озираясь. – Где же он?

– В гостиной.

– Так пусть войдет!.. А впрочем, нет. Брат вернулся?

– Нет еще.

– Пусть Камилл идет в будуар и запрется там.

Камеристка пошла было к двери.

– Погоди, погоди, – остановила ее Сюзанна.

Натали повиновалась.

– Подойди сюда! – приказала Сюзанна.

Камеристка послушно приблизилась.

Мадемуазель де Вальженез протянула руку, взяла зеркало с ручкой и в резной оправе, лежавшее на ночном столике, посмотрела на себя и, не глядя на камеристку, томно спросила:

– Как ты меня находишь нынче утром, Натали?

– Вы хороши, как вчера, как третьего дня, как всегда, – отвечала та.

– Будь со мной откровенна, Натали. Скажи, не кажется ли тебе, что я выгляжу несколько утомленной?

– Немного бледны, пожалуй. Но лилия тоже бледна, однако никому еще не пришло в голову упрекать ее в этом.

– Ну что ж…

Она сладострастно зевнула, вспомнив свой сон, и прибавила:

– Раз ты считаешь, что сегодня не слишком уродлива, пригласи, как я сказала, Камилла в будуар.

Натали вышла.

Сюзанна неторопливо встала с постели, надела чулки розового шелка, сунула ножки в домашние туфли синего атласа, расшитые золотом, накинула широкое кашемировое платье, перехваченное в талии шнуром, заколола длинные волосы на затылке, еще раз взглянула на себя в зеркало, дабы убедиться в том, что в целом выглядит недурно, и перешла в будуар.

Натали, как женщина искушенная, желая смягчить утренний свет, задернула тройные занавески из газа, муслина и тафты.

– Камилл! – вскрикнула Сюзанна, не увидев, а скорее почувствовав, что возлюбленный рядом: тот сидел на козетке в глубине будуара.

– Да, Сюзанна, дорогая! – отозвался Камилл, встал и пошел ей навстречу.

Он принял ее в свои объятия.

– Ты не хочешь меня поцеловать? – молвила она, обвивая его шею голыми руками.

– Прости, – отвечал Камилл, целуя ее еще сонные глаза, – у меня для тебя печальное известие, Сюзанна.

– Твоя жена все знает?! – воскликнула она.

– Нет, напротив, – возразил Камилл, – я думаю, она даже не догадывается.

– Ты меня разлюбил? – с улыбкой продолжала Сюзанна.

На сей раз ответом ей был поцелуй.

– Может быть, ты уезжаешь? – вздрогнула мадемуазель де Вальженез. – Возвращаешься в Америку по той или иной причине. Словом, тебе придется меня оставить, уехать, не так ли?

– Нет, Сюзанна, нет, все не то.

– Почему же ты говоришь, что принес мне дурную весть, если ты меня не разлюбил и мы не расстаемся?

– Новость действительно очень печальная, Сюзанна, – вздохнул молодой человек.

– А-а, знаю! – воскликнула она. – Ты разорен. Да мне что за дело, любимый! Разве моих денег не хватит на двоих, троих, четверых?!

– Ты опять не угадала, Сюзанна, – отозвался Камилл.

В наступившей тишине Сюзанна увлекла любовника к окну и приподняла одну из занавесок.

Свет с улицы ворвался в комнату, и мадемуазель де Вальженез смогла изучить лицо молодого человека.

Она заглянула ему в глаза и заметила в них беспокойство.

Но этого было мало.

– Посмотри-ка мне в лицо! – приказала она. – Что с тобой стряслось?

– Со мной лично – ничего! – ответил Камилл.

– Значит, со мной?

Креолец засомневался было, потом кивнул.

– Да!

– Если так, можешь говорить смело, потому что со мной моя любовь!

– Но мы не одни на свете, Сюзанна.

– Кроме нас, Камилл, – страстно проговорила она, – меня, как я тебе уже говорила, ничто не может интересовать.

– Даже смерть друга?