Анатолий Гончаров - Всякой тяжести имя - крест

Зачем рождены фанаты попсы, для чего жили? Никто не задаст эти вопросы, ибо никто и не вспомнит, что жили. И нет сожалений, что скоро уйдут. Останется досада, что все-таки они были...

О трагедии на Баренцевом море было написано и сказано так много, что, кажется - все. Однако и странно: чем больше проговаривалось версий, тем менее было понятно, о чем, собственно, идет речь. Основная версия столкновения «Курска» с иностранной, теперь уже британской субмариной, в подтверждение которой министр обороны РФ Игорь Сергеев с апломбом очевидца ссылался на плавающий в воде бело-зеленый аварийный буй, несомненно британского происхождения, и увиденный кем-то на дне или во сне - обломок керамического ограждения рубки чужой подлодки, породила новый выброс недоумений. Ни того, что якобы плавало, ни того, что вроде бы лежало на дне, добыть в качестве вещественных доказательств версии министра почему- то не сумели.

Допустим, бело-зеленый буй унесло куда-то в океан, хотя и непонятно, зачем в районе катастрофы столько кораблей, если не в состоянии они выловить такую важную улику? Но керамический обломок-то не плавает, на дне покоится. Его поднять - проще простого, тем более что отработка аварийно-спасательной операции с участием подлодки «Курск» и специального судна «Михаил Рудницкий» была запланирована еще за три месяца до начала учений. Не подняли. Даже и пытаться не стали. Потому что это были не конкретные присутствующие в воде предметы, а составные части наспех придуманного блефа. Из Британии донеслось негодующее: «Наши аварийные буи, как и у вас на флоте, бело-красного цвета!»

24 августа на брифинге директора ФСБ Николая Патрушева впервые прозвучало, что был на «Курске» и гражданский специалист по торпедам. Прозвучало, между прочим, и то, чего менее всего ожидало командование ВМФ и Северного флота: Генпрокуратура возбудила уголовное дело по факту гибели людей и корабля. До этого Главная военная прокуратура стояла на том, что нет юридических оснований для возбуждения уголовного дела, поскольку, отсутствуют какие-либо свидетельства о составе преступления. Теперь, видимо, они появились, эти свидетельства. А пока не исчезли, как тот мифический бело-зеленый буй, министр обороны подал в отставку, не дождавшись более надежной версии, опровергнуть которую уже некому. На исходе четвертых суток не осталось живых свидетелей и среди тех, кто задраился в мягком отсеке лодки, покрытом метровой резиновой окантовкой, из-за которой не услышать сигналов бедствия: спасите наши души. Выждали еще столько же, и новая версия, именуемая «прыжок косатки», была запущена.

Согласно этой версии, авария на «Курске» произошла по вине командира Геннадия Лячина, решившего исполнить фигуру высшего пилотажа, когда лодка резко выныривает из воды, а затем стремительно погружается под крутым углом. Исполнить «прыжок косатки» на стометровой глубине при том, что длина самой лодки составляет 154 метра - означает коллективное самоубийство. Никто не поверит, но никто и не докажет, что этого не было. Некому доказывать. А во избежание не предусмотренных версией свидетельств обратного норвежским экспертам запретили осматривать и снимать на видео носовую часть подлодки, которая под давлением воды все глубже погружалась в ил и песок.

На глубине, как и в самой лодке, всего плюс два. Холодная, насыщенная солями среда - коррозия, эрозия, донные наслоения полуправды и лжи... Поди разбери через полгода или через год, что там было и чего не было. А там подоспеет новое горе, на всех одно, и тоже не последнее - накроет собой, как саваном следы этой катастрофы.

Опытные офицеры ФСБ накрепко усвоили: нельзя понять настоящее, не разобравшись с прошлым. А прошлое, вспомнили они, связано было в данном случае с тайной гибели в 1989 году атомной подводной лодки «Комсомолец», так и оставшейся нераскрытой. Почти два года потратил тогдашний главный военный прокурор Михаил Катусев, чтобы возобновить прекращенное расследование обстоятельств катастрофы, и добился своего. В середине 1991 года дело вновь приняли к производству. Что-то успел узнать Катусев; но сказать об этом ему не позволили. В феврале 1992-го отправили в отставку с формулировкой «по состоянию здоровья». Здоровому, физически крепкому генерал-лейтенанту юстиции едва исполнилось пятьдесят лет.

Вспомнили контрразведчики и об этом. Навели справки - где Катусев, что он? Узнали, что бывший военный прокурор живет под Темрюком - один. Жена умерла, сын погиб в автокатастрофе. Решили, что свяжутся с ним в понедельник, 21 августа, а затем и приедут, чтобы, прояснив прошлое, понять настоящее. Не суждено, оказалось. В ночь с воскресенья на понедельник Михаил Катусев застрелился. Факт самоубийства вызывал массу сомнений, однако дело решительно спустили на тормозах.

И как тут понять внутреннюю логику личной катастрофы бывшего прокурора, которого ненавидели в ЦК КПСС, но тронуть опасались, а вороватые и безбашенные демократы, придя к власти, отправили в отставку, не задумываясь, и продолжали ненавидеть за то, что собирал бывший военный прокурор досье по каждому масштабному их преступлению? Как знать, укрыты ли те досье в надежном месте или же понадеялся Катусев, что не достанут его в забытой богом казачьей станице Голубицкой под Темрюком?

По какому-то роковому, если не сказать - зловещему совпадению мертвого прокурора обнаружили в запертом доме в тот же день, когда норвежские спасатели вскрыли внутреннюю крышку аварийного люка в девятом отсеке и увидели там тело погибшего моряка. Оно как бы зависло в густом слое масла из лопнувшей цистерны. Судя по всему, маслом он и захлебнулся. Извлечь тело норвежцам не разрешили. Почему так, главком Куроедов объяснить не смог. Потрясенные увиденным и услышанным, норвежцы не настаивали, но и от дальнейшего участия в работах на «Курске» отказались. С их глубоководной точки зрения, операция совсем не выглядела гуманитарной. Она и не была таковой, если не считать того, что финансировалась ВМФ Норвегии.

Зато неожиданно гуманный характер обрело возбуждение уголовного дела, принятого к производству Главной военной прокуратурой, ибо в основу его легла самая неопасная статья УК, связанная с нарушением правил безопасности мореплавания. Коль спасти не сумели, так хоть обвинить успеют.

Что бы там ни увидели на дне норвежские водолазы, сколь бы достоверно ни зафиксировали сейсмографы два загадочных взрыва на борту «Курска» и как бы глубоко ни запала в голову министра обороны версия, обложенная вражескими буями, рисковый «прыжок косатки» способен был гораздо надежнее повязать круговой порукой молчания всех тех, о ком нет и не будет сожалений, что скоро они уйдут.