Рэй Бредбери - В дни вечной весны

И наконец, со вздохом, неохотно, дверь отворилась.

Очень усталый голос сказал:

– Войдите.

В лавке было лишь чуть прохладнее, чем на улице. Огромная глыба льда, в которой накануне ему примерещилась прекрасная женщина, стала много меньше, будто сжалась, и вода, непрерывно капая с нее, обрекала ее на гибель.

Где-то в темноте была вчерашняя женщина. Но теперь он чувствовал, что она в пальто и собралась уходить. Он открыл было рот, чтобы закричать, как-то привлечь к себе ее внимание, но его остановил ее голос:

– Я вас предупреждала. Теперь слишком поздно.

– Никогда не бывает слишком поздно! – крикнул он.

– Было бы не поздно вчера. Но за последние двадцать часов внутри вас оборвалась последняя маленькая ниточка. Я это чувствую. Знаю. Это так. Ее больше нет, нет, нет.

– Чего больше нет, черт возьми?

– Чего нет? Вашей души, разумеется. Проглочена. Переварена. Исчезла. Внутри у вас пустота. Ничто.

Из темноты протянулась ее рука. Дотронулась до его груди. Быть может, ему только почудилось, что ее пальцы прошли между его ребер, проверили его легкие, свет его разума, биение его несчастного сердца.

– О да, ее больше нет, – сказала она печально. – Как жалко! Город развернул вас, как леденец на палочке, и съел. Теперь вы как покрытая пылью бутылка из-под молока, брошенная в парадном большого дома, горлышко которой затягивает паутиной паук. Шум транспорта превратил в месиво ваш костный мозг. Подземка высосала из вас дыхание, как высасывает душу из младенца кошка. С вашим головным мозгом расправились пылесосы. Алкоголь растворил в себе почти все оставшееся. Пишущие машинки и компьютеры проглотили мутный осадок и, пропустив через свои внутренности, извергли, напечатали вас на бумаге, рассеяли в виде конфетти, сбросили в люк канализации. Телевидение записало вас в нервных тиках призраков на старых экранах. А последние оставшиеся кости унесет, пережевывая вас пастью своей двери с резиновыми губами большого злого бульдога, городской автобус-экспресс.

– Нет! – выкрикнул он. – Я решил! Выходите за меня замуж! Выхо…

От его крика ледяной гроб раскололся. Куски обрушились с козел у него за спиной. Очертания прекрасной женщины ушли в пол. Он метнулся в темноту переулка.

Он налетел на стену, и в это самое мгновение дверь громко хлопнула и ее заперли изнутри.

Кричать было бесполезно. Он остался один.

Июльским вечером, ровно через год, в подземке, он, впервые за триста шестьдесят пять дней, увидал Неда Эмминджера.

Увозя миллиард душ в преисподнюю, с грохотом проносились поезда, все вокруг скрежетало, отскакивало от стен, изливалось потоками огненной лавы, и среди всего этого стоял Нед Эмминджер, наполненный доверху прохладой, как листья мяты под зеленым летним дождем. Вокруг таяли восковые люди. Нед же как будто ступал по дну только ему принадлежащего ручья, где сверкала и переливалась всеми цветами радуги форель.

– Нед! – закричал Уилл Морган, подбежал, схватил его руку и стал усердно ее трясти. – Нед, Нед! Мой дорогой, мой лучший друг!

– А может, и в правду лучший? – сказал молодой Нед, улыбаясь.

Вправду, о боже, конечно вправду! Милый Нед, прекрасный Нед, друг, какой встречается только раз в жизни! Дыши на меня, Нед! Одари меня своим животворящим дыханьем!

– Ты президент компании, Нед! Я слышал!

– Да. Не зайдешь выпить стаканчик?

Дымок холодного, как лед, лимонада поднимался от свежего кремового костюма Неда Эмминджера, когда они стали искать такси. Среди водоворота брани, воплей, гудков Нед поднял руку.

Подъехало такси. Они покатили в безмятежность.

У многоэтажного дома, где была квартира Неда, в сумерках, из тени шагнул навстречу им человек с пистолетом.

– Отдайте мне все, – сказал он.

– Позднее, – сказал Нед, улыбаясь, дыша на человека с пистолетом ароматом свежих летних яблок.

– Позднее. – Человек отступил назад и дал им пройти. – Позднее.

Когда они уже поднимались в лифте, Нед сказал:

– Ты знаешь, что я женился? Скоро год будет. Прекрасная жена.

– Она… – сказал Уилл Морган и запнулся, – красивая?

– Очень красивая. Уверен, что тебе понравится. И понравится квартира.

"Еще бы, – подумал Морган, – зеленая поляна, хрустальный звон, ковер прохладной травы вместо обычного. Все знаю, все".

Они вошли в квартиру, она и в самом деле была как тропический остров. Молодой Нед налил в огромные бокалы ледяное шампанское.

– За что мы выпьем?

– За тебя, Нед. За твою жену. За меня. За сегодняшнюю полночь.

– Но почему за полночь?

– Потому что в полночь я спущусь на лифте к человеку, который ждет внизу с пистолетом. К человеку, которому ты сказал: "позднее". И он согласился: "позднее". Я буду там с ним наедине. Смешно, уморительно смешно. А мое дыхание самое обыкновенное, в нем нет аромата груши или дыни. И он, злой от жары, ждал все эти долгие часы с мокрым от пота пистолетом. Какая великолепная шутка! Так… пьем?

– Пьем!

Они выпили.

И тут вошла жена Неда. Она услышала, как они смеются, каждый по-своему, и засмеялась тоже.

Но глаза ее, едва она увидела Уилла Моргана, наполнились слезами.

И он понял, по ком она плачет.