Артур Хейли - На высотах твоих

Прямо сейчас предпринять она ничего не может. Но очень может быть, что какая-нибудь возможность и откроется. Иногда шантаж можно обратить против самого шантажиста. Мысль эта была еще неясной, расплывчатой.., словно она нащупывала что-то в кромешной тьме.

Но если случится так, что.., если представится хотя бы малейшая возможность.., она должна быть готова воспользоваться тем, что узнала.

Милли взглянула на часы. Она хорошо изучила привычки Хаудена. До его возвращения у нее есть не менее получаса. В приемной – ни души.

Повинуясь внезапному порыву, Милли взяла фотокопию и бросилась к копировальной машине, установленной в приемной. Торопливо – в какой-то миг сердце у нее ушло в пятки при звуке приближающихся шагов.., нет, мимо, мимо – она включила машину. Изготовленная ею копия – репродукция с репродукции – получилась весьма неважного качества, однако расплывчатые буквы читались довольно легко и почерк не вызывал сомнений. Поспешно сложив копию в маленький квадратик, Милли запихала его на самое дно своей сумочки. Фотокопию она постаралась положить на то же самое место, где ее обнаружила.

Ближе к вечеру Джеймс Хауден ненароком перевернул лежавший отдельно и попавшийся под руку листок бумаги и похолодел. Он совсем забыл, что положил его на стол. Если бы только фотокопия осталась здесь на ночь… Он бросил взгляд на дверь в приемную. Милли? Нет, не может быть, она знала давнее и беспрекословное правило – в середине рабочего дня ни к чему на его столе не притрагиваться. Хауден отнес фотокопию в смежный с кабинетом туалет, старательно порвал лист на крошечные клочки и спустил воду, внимательно проследив, пока они не исчезли все до единого.

Харви Уоррендер с легкой, довольной усмешкой, бродившей по его лицу, удобно и вольготно устроился на заднем сиденье автомобиля из обслуживавшего министров гаража. Прибыв на Элгин-стрит, где размещалось министерство по делам гражданства и иммиграции, он вошел в незатейливую коробку здания из бурого кирпича, проталкиваясь сквозь плотный встречный поток служащих, спешивших к выходу, – наступил обеденный перерыв. Поднявшись лифтом на пятый этаж, Уоррендер прошел к себе в кабинет через отдельную дверь, минуя приемную. Небрежно бросил пальто, шарф и шляпу в первое попавшееся кресло, быстрым шагом пересек пространство до письменного стола и нажал кнопку интеркома, включив прямую связь со своим заместителем.

– Мистер Хесс, – произнес он в микрофон, – если вы не заняты, зайдите ко мне, пожалуйста.

Получив согласие, выраженное в столь же изысканно вежливой форме, Уоррендер приготовился ждать. Заместителю министра всегда требовалось какое-то время, чтобы проделать путь от расположенного на том же этаже своего кабинета – вероятно, как напоминание о том, что человека, фактически осуществлявшего непосредственное руководство министерством, не следует отрывать от дел слишком часто или без достаточного повода.

Харви Уоррендер, погрузившись в раздумье, медленно расхаживал по толстому пушистому ковру, устилавшему пол кабинета. Он все еще переживал душевный подъем после стычки с премьер-министром. Ведь он сумел обратить неудачу, если не сказать провал, в свою безоговорочную победу. Более того, отношения между ними обрели теперь ясную и четкую определенность.

На смену восторженному состоянию пришло чувство удовлетворения, уверенного самодовольства. Да, здесь его место: среди власть имущих, пусть не на самой вершине власти, но все же на троне – хотя бы и не на главном, но чертовски богатом и удобном. Харви Уоррендер привычно обвел довольным взглядом свой кабинет. Служебное помещение министра по делам гражданства и иммиграции слыло самым роскошным во всей Оттаве. Кабинет был обставлен по собственному дизайну и за огромные деньги его предшественницей – одной из немногих женщин в Канаде, занимавших когда-либо министерский пост. Водворившись в него, Уоррендер оставил все, как было – толстый серый ковер, бледно-серые шторы, комфортабельную мебель английского периода. Все это неизбежно производило сильное впечатление на посетителей. К тому же нынешняя обстановка так разительно отличалась от студеных университетских комнатушек, в которых когда-то ему пришлось тянуть поистине каторжную и неблагодарную работу. Несмотря на угрызения совести, в которых он сознался Джеймсу Хаудену, сейчас Уоррендер честно сказал себе, что отказаться от всех благ и удобств, обеспечиваемых высокой должностью и финансовым успехом, было бы невероятно трудно.

Мысль о Хаудене напомнила ему об обещании еще раз вернуться к этому нудному ванкуверскому делу и действовать строго в соответствии с существующим законом. И обещание свое он сдержит. Уоррендер исполнился решимости не допускать каких-либо серьезных ошибок или даже мелких упущений и промахов, в которых его впоследствии могли упрекнуть Хауден и прочие.

Послышался стук в дверь, и его личный секретарь впустил в кабинет заместителя министра, Клода Хесса, осанистого и дородного чиновника, который одевался, как процветающий гробовщик, а порой елейными манерами и походил на носителя этой достойной профессии.

– Доброе утро, шеф, – приветствовал Уоррендера Клод Хесс. Как и всегда, ему удавалось разумно сочетать в обращении уважительность и фамильярность, хотя иногда повадки Хесса и выдавали твердую убежденность в том, что выборные министры приходят и уходят, а сам он будет продолжать оставаться у власти даже тогда, когда не станет нынешнего обладателя министерского поста.

– Был у премьер-министра, – информировал его Уоррендер. – Вызывал меня на ковер.

У него вошло в привычку говорить с Хессом с полной откровенностью – он давно уже понял, что это сполна компенсируется чертовски умными и полезными советами со стороны заместителя. На такой основе – а отчасти еще и потому, что Харви Уоррендер уже на протяжении двух сроков пребывания правительства у власти занимал в нем пост министра по делам гражданства и иммиграции, – их отношения складывались весьма результативно.

Лицо заместителя выразило глубокое соболезнование.

– Понятно, – коротко ответил он. До него, конечно, уже дошло подробнейшее описание стычки в правительственной резиденции, хотя от упоминания о ней министру он благоразумно воздержался.

– Одна из его претензий касалась ванкуверского дела, – сообщил Харви. – Кое-кому, похоже, не нравится, что мы ведем его по всем правилам.

Заместитель министра громко вздохнул. Он уже свыкся с тем, что при помощи разнообразных послаблений и обходных путей закон об иммиграции употребляли в политических целях. Но следующая же фраза министра повергла его в изумление.