Ричард Старк - Дамочка, что надо

– Оттуда не донеслось ни звука. Мы ведь должны были что-нибудь услышать, правда же?

– Что?

– Не знаю. Может, крик.

– Или шипение жарящегося мяса?

– Ах, не говорите так!

– Подождите здесь, – велел он, – я схожу осмотрюсь.

– А что если эти двое снова очухаются? – спросила она.

– Врежьте им еще разок.

– А это не страшно?

– Нет, мыло – оно же мягкое. Не порежет кожу.

– А если сотрясение мозга?

– Не знаю, – признался он, – как насчет сотрясения. Подождите здесь, я сейчас вернусь.

– Хорошо.

Он миновал смежную комнату, вышел в холл, прошагал мимо запертой двери комнаты, где его держали в заточении, и попробовал открыть дверь третьей комнаты. Та оказалась незапертой, а в комнате ничком лежал третий громила.

Грофилд подошел, посмотрел на него и увидел, что тот стал совсем серым и страшным. Он крикнул через дверь:

– Выдерните эту штуку из розетки.

– Хорошо. Подождите секунду. Грофилд дождался сообщения о том, что все в порядке, отпер и открыл дверь.

– Ну вот, – сказал он. – Теперь путей на волю сколько угодно.

Она заглянула через его плечо и спросила:

– А он не… он не?..

– Не знаю. Это имеет какое-нибудь значение?

– Да, имеет. Я еще сроду… сроду не была замешана в… Вы не можете пойти посмотреть, как он?

– Ну, разве что из уважения к вам. – Грофилд подошел, опустился на колени возле тела и осмотрел его. – Дышит, – сказал он. – Правда, слабо.

– Я рада.

Он поднял на нее глаза и увидел, что она говорила серьезно. По его разумению, она вела себя не совсем последовательно. Только что она спускалась из окна на простынях и оглушала вооруженных бандитов самодельным кистенем, и вот уже она – Луиза Мей Элкотт.

И тут же, снова выйдя из роли Элкотт, она с нажимом сказала:

– Может, нам лучше поторопиться? Ведь еще предстоит сматываться.

– Всему свое время, милая. Помогите мне оттащить этого парня в другую комнату.

После внезапной и кипучей деятельности он чувствовал упадок сил. К тому же от воплей разболелось горло. Когда они оттащили обмякшее тело в соседнюю комнату, Грофилда всего трясло от слабости, хотя ему помогала Эллен Мэри. Он присел на кровать, хватая ртом воздух, и сказал:

– Надо передохнуть. Слушайте, пройдите через вон ту боковую комнату, заприте за собой дверь, а ключ заберите, потом вернитесь сюда по коридору, ладно?

– Как вы себя чувствуете?

– Я чувствую себя прекрасно. Просто мне надо минутку посидеть, только и всего.

– У вас все лицо потное. Сейчас принесу полотенце.

– Вы такая лапочка.

Она принесла ему полотенце и ушла запирать дверь в смежную комнату. Грофилд промокнул лицо и взглянул на тех спящих красавцев.

– Хотел бы я, ребята, – сказал он им, – встретиться с вами как-нибудь, когда я буду в ударе.

Эллен Мэри вернулась из коридора и спросила:

– Что дальше?

– Заберите их пистолеты, бумажники и все документы, которые могут при них оказаться, и сложите в свой чемодан. Потом отправимся.

– Хорошо. Но куда?

– Во-первых, за моим чемоданом, во-вторых, прочь из этой гостиницы. Сядем в такси и-в агентство по прокату автомобилей, где вы возьмете машину. В-третьих, куда-нибудь подальше от Мехико-Сити.

– Я не могу поехать в Акапулько, – заявила она. – Я не смею появиться там раньше пятницы. Там таких, – она указала на троицу на полу, – еще больше. Потому-то я и приехала сюда. Я думала, что смогу спокойно отсидеться до пятницы.

– Но они вас подкараулили.

– Да.

– Значит, поедем куда-нибудь еще. – Грофилд уже немного отдохнул. Он самостоятельно встал, почти не шатаясь при этом, и сказал:

– В одно местечко, о котором я наслышан. Оно нам обоим понравится. Идемте. Они заперли громил и ушли.

Машина оказалась японской, «датсун» с автоматической коробкой. Этот двухдверный седан был тесноват для длинноногого Грофилда, но, в общем, неплох. Этот семейный автомобиль для пикников, надежный и прочный, был не очень скоростной. Сидевший за рулем Грофилд вскоре обнаружил, что ему трудно оставить позади даже какого-нибудь настырного мотоциклиста.

И тем не менее машинка была очень милая, размером примерно с американскую малолитражку. Багаж лежал на заднем сиденье. Теперь у каждого из них было по два чемодана. Грофилд не пожалел времени и купил кое-что из одежды, а заодно приобрел и чемодан.

В Мехико-Сити вечерело. Тут всегда хорошо в это время суток, после дождя, когда умытое солнце смотрит на мир свежим взглядом. Грофилд ехал на запад по Пасео-де-ла-Реформа, одной из двух здешних главных улиц, причем наиболее красивой. Вдоль восьмиполосной проезжей части с двусторонним движением тянулись широкие зеленые газоны, на которых рядком стояли скульптуры и скамейки, бежали пешеходные дорожки; за ними находились узкие проезды, идущие параллельно улице, вдоль которых – наконец-то – высились здания. Кинотеатры, банки, гостиницы, государственные учреждения стояли по обе стороны Пасео-де-ла-Реформа. Там же располагались «Хилтон» Мехико-Сити и американское посольство. Каждый большой перекресток представлял собой круглую площадь, посреди которой стоял какой-нибудь здоровенный памятник: Карлу IV, Колумбу, Куаутемоку и, наконец, монумент Независимости, большая золотокрьшая фигура, называемая «Ангелом».

Дальше к западу Ла-Реформа поворачивала наискосок вправо и проходила через парк Чапультепек. Высокие деревья склонялись над дорогой, образуя над ней зеленый полог, так что путь пролегал по чередованию пятен света и тени. Парк простирался и справа, и слева от дороги.

Мимо проносились попутные и встречные дешевые такси «песерос» – красные, желтые, темно-зеленые; движение было оживленное, машины ехали на удивление быстро. Эллен Мэри закурила две сигареты, протянула одну Грофилду и сказала:

– Красивый город. Пожалуй, когда-нибудь стоило бы приехать сюда просто так.

– Когда у вас будет возможность полюбоваться им, вы это имеете в виду?

– В общем, да.

Грофилд посмотрел на нее. Она безмятежно и непринужденно сидела рядом. Свет – тень, свет – тень, солнце подчеркивало прелесть ее волос.

– Все никак не пойму, в какую же переделку вы влипли, – сказал он.

– И не пытайтесь. Прошу вас. Грофилд пожал плечами.

– Терпение – мое второе имя, – сказал он.

– А Алан – первое и настоящее?

– Да.

– Спасибо, спасибо вам за помощь, Алан.

– Ради Бога. Но что же я сделал?

– Вы соорудили «кистень». Грофилд расплылся в улыбке.

– Это я завсегда, – ответил он.

В конце парка Чапультепек, у огромной статуи-фонтана, которая смахивала на самую большую в мире подставку для книг, Грофилд свернул с Реформы на авеню Мануэль Авила Комачо. В агентстве по прокату автомобилей он провел пять минут, изучая дорожную карту, и теперь удивлялся тому, что ей так легко следовать.