Илья Салов - Грачевский крокодил

Зато как только начало светать, и как только утренняя заря заглянула в окно, возвещая о появлении солнца, и защебетали под окном неугомонные воробьи, – Анфиса Ивановна вздохнула свободнее, и по мере того как мрак ночи бледнел перед светом дня, уменьшалось и тревожное настроение старушки. Она уснула и на этот раз проспала спокойно часов до восьми утра.

Проснувшись, Анфиса Ивановна немедленно позвала к себе Домну и приказала ей приготовить все необходимое для предстоящего молебна. Она указала, какие именно требовалось поставить иконы, с какою начинкою испечь кулебяку, какую подать закуску, водку и наливку. Вместе с тем она распорядилась также, чтобы вся дворня, кроме, конечно, кухарки, всенепременно присутствовала на молебне. Приказывать об этом было совершенно напрасно, ибо дворня, перепуганная событиями последних дней, даже роптала, что Анфиса Ивановна, спятившая, как видно, с ума, до сих пор не догадывается отслужить молебен с водосвятием.

Отдав все эти приказания, Анфиса Ивановна умылась, оделась и принялась за утреннюю молитву. Однако молитву эту, в виду предстоявшего молебна, она значительно сократила и поспешила за чай, так как вчера с перепугу она легла без ужина. За чаем, который ей был подан в спальню Дарьей Федоровной, Анфиса Ивановна взяла было четью-минею, но, разыскав святого, приходившегося на этот день, махнула рукой и закрыла книгу.

– Не люблю я этого, – проворчала старушка и сделала какую-то недовольную гримасу.

– Кого это, матушка? – полюбопытствовала Дарья Федоровна.

– Да вот святого-то нынешнего. Уж такая-то рохля, прости господи… читать тошно… Принеси-ка лучше крендельков да сухариков. Смерть как есть хочется…

Когда Анфиса Ивановна, накушавшись чаю, вышла в залу, там все уже было готово. В переднем углу стоял стол, накрытый белой скатертью, и на столе старинные иконы в золотых и серебряных ризах. Перед иконами возвышалось несколько восковых с золотом свечей и тут же каменная помадная банка с душистым ладаном. Немного отступя от этого стола был поставлен другой, ломберный, но уже без скатерти; стол этот предназначался дьячкам для «возложения» книг. В той же комнате, вдоль стены, отделявшей залу от гостиной, красовался третий стол, опять-таки накрытый белой скатертью, с расставленными на нем графинчиками, бутылками и обильной закуской. Тут были: отварные и соленые груздочки, маринованные опеночки, заливной судак, отварные рачьи шейки в масле, домашний сыр и колбаса, окорок сочной розовой ветчины, копченые гуси и утки и кусок желтого сливочного масла. Виноградных вин не было, так как Анфиса Ивановна никогда ничего не покупала, зато была зорная водка, тминная, листовка, полынная, рябиновая и затем такие наливки и запеканки, каких нигде нельзя было встретить. От стола этого распространялся по комнате до того раздражающий аромат, что Анфиса Ивановна положительно не отходила от него и видимо соблазнялась чего-нибудь покушать. Она даже взяла было на вилку один груздочек, но вошедший в эту минуту Потапыч остановил ее.

– Оставьте, что вы это! – проговорил он: – как не совестно! Путем еще лба не перекрестили, а уж закусывать собрались!.. Что вы, маленькая, что ли…

Вбежала Мелитина Петровна в шляпке и с зонтиком и, увидав стол с образами, спросила:

– Что это? молиться собираетесь?

– Да, молебен отслужить хочу. Только вот попы долго не едут… Этот отец Иван всегда точно медведь копается.

– По какому же случаю молебен-то?

Но по какому именно случаю служится молебен, Анфиса Ивановна племяннице не сообщила и даже не упомянула о крокодиле, ибо вчера еще оскорбилась на нее за то, что, вместо успокоительного слова, та только расхохоталась, глядя на ее свалившуюся шляпку и тащившуюся по полу шаль. Старушка посоветовала только племяннице избрать для купанья какое-либо другое место, а лучше всего обливаться водой в бане. Мелитина Петровна спросила о причине и, узнав, что причиною являлся все тот же злосчастный крокодил, расцеловала тетку, назвала ее трусихой и объявила, что таких крокодилов она не боится и если бы захотела, то давно бы поймала его за хвост.

– Но дело не в крокодиле, – прибавила она: – а вот в чем. Вы, тетушка, позволите мне уйти от молебна?

– Ступай, матушка, сделай милость…

– Я бы очень охотно осталась, тетя, помолилась бы вместе с вами, но посмотрите – вон ведь сколько…

И Мелитина Петровна показала Анфисе Ивановне целую кипу запечатанных писем.

– Царь небесный! – вскрикнула та: – когда это успела ты!

– Всю ночь писала, а теперь бегу на почту, отправить надо… – И она принялась целовать старушку.

– Будете молиться, вспомните и меня грешную! – прибавила она: – а вечером я прочту вам роман «Всадник без головы»… [8] «Всадник без головы» – роман Майн-Рида (1818-1883).

– Прочтем…

– Так до свиданья, милая, дорогая…

Анфиса Ивановна головой покачала.

– Вы что это головкой-то качаете, а?

– Да на тебя глядя…

– Что такое?

– Все-то у тебя трын-трава!.. Словно кипяток какой-то! Словно порох…

– Молодость, тетушка; ничего не поделаешь!..

– Все бегом, как на почтовых…

– Жизнь-то коротка, мешкать некогда…

– Словно тебя погоняют…

– Нет, тетенька, сама тороплюсь…

– Ну, беги, беги, господь с тобой!.. А лучше было бы, если б лошадей запречь приказала да на дрогах бы поехала.

– Покуда ваш кучер соберется лошадей-то закладывать, уж я в Рычах буду, тетенька милая!

И она снова расцеловалась с Анфисой Ивановной, а немного погодя шла уже по двору, красиво подобрав юбку и давая возможность желающим вдоволь налюбоваться и на щегольски обутую ножку и на телесного цвета прозрачный чулок…

А Анфиса Ивановна тем временем опять было подошла к столу и опять было взялась за вилку, да Потапыч снова помешал ей.

– Да погодите же, говорят вам, – проворчал он: – что это за наказание!..

Анфиса Ивановна послушно положила вилку и, чтобы не соблазняться, принялась ходить из угла в угол.

Услыхав от Мелитины Петровны, что если бы та захотела, то давно бы поймала крокодила, старушке пришло в голову послать за г. Знаменским и посоветовать ему обратиться за помощью к Мелитине Петровне, тем более что не далее как вчера г. Знаменский прочел ей письмо, в котором за доставку крокодила ему обещали громадные деньги. Но только что хотела она послать за г. Знаменским, как тот вошел с целою кипой газет подмышкой.

Это был мужчина лет тридцати, высокий, длинный, со впалою грудью, зеленый, худой, с чрезвычайно болезненным видом и с глазами, похожими на глаза соленого леща. Платье сидело на нем как на вешалке, а так как он ходил с какою-то перевалкой, то фалды сюртука его раскачивались свободно направо и налево. Он был в крайне раздраженном состоянии, отчего и без того уже болезненное лицо его, со впалыми щеками и шишковатыми скулами, имело вид совершенно мертвого человека.