Э. Эггер - История книги от ее появления до наших дней. История книги на Руси (сборник)

Подивитесь на примере, взятом случайно из тысячи, этому развитию цивилизации, международных сношений и исторических сведений в странах наиболее далёких от нашей старой Европы. Не прошло ещё и ста лет с тех пор, как католические или протестантские миссионеры стали посещать Гавайский архипелаг, на котором в 1779 году погиб знаменитый капитан Кук, а между тем ныне он уже представляет маленькое королевство с парламентским правлением, с избираемыми палатами, ответственными министрами и т. д. В столице этого маленького королевства, Гонолулу, городе с 6 000 жителей, выходит восемь периодических изданий; европейские газеты регулярно получают оттуда известия о выборах, о министерских переменах, цифровые данные о ежегодном бюджете, статистические сведения о школах. Это, если вам угодно, Англия в миниатюре, которая скоро займёт своё место в концерте других цивилизованных народов; очень скоро она будет иметь, если уже не имеет, своих историков, и вы увидите, что для этих историков ежедневно накапливаются многочисленные и разнообразные документы.

А вот ещё другое, не менее любопытное явление: не только новейшее книгопечатание сделалось наиболее деятельным орудием человеческой мысли, но оно создало функции, учёные и литературные профессии, о которых древность не могла иметь даже и понятия. Редактор римской «Официальной Газеты» был не более как писец, состоявший на службе в канцелярии республики, а потом у римских императоров. В течение более чем двух веков французские журналисты были просто более или менее остроумными редакторами анекдотов и пустых рассказов. Первые зачатки периодической печати появляются только в начале XVII столетия, т. е. через полтораста лет после изобретения книгопечатания, хотя нельзя сомневаться, что некоторое подобие рукописных газет существовало почти во всех землях. Сенат венецианской республики приказал собирать факты, случившиеся в городе и государстве, краткие известия, которые он посылал своим дипломатическим агентам для сведения при переговорах по международным делам. Эти известия назывались Foglietti или Fogli d’awisi. После изобретения книгопечатания вошло в обычай печатать на отдельных листках и продавать по низкой цене сведения обо всех замечательных событиях. Первая же газета в настоящем смысле слова появилась в Антверпене, в Голландии, где типограф Абраам Вергувен получил в 1605 году привилегию от эрцгерцогов Альберта и Изабеллы, «печатать и вырезывать на дереве или металле и продавать во всех подвластных им землях все новые известия, победы, осады и взятия городов названными владетельными особами». Эта газета называлась Niewe Tydinghen. В 1621 году она уже выходила за номерами по порядку, до трех раз в неделю. Первоначально в Голландии и в Англии журналист мало-помалу приобрёл более серьёзное и более независимое положение. Французская революция 1789 года, предоставив полную свободу его перу, превратила его в деятеля, во всех драмах общественной жизни. Ныне, хотя и при свободе, более ограниченной мудростью законов, роль журналиста не перестаёт расти. Редактор ежедневной политической газеты в Западной Европе представляет собою оратора, ежедневно говорящего своим пером с сотней тысяч слушателей; иногда он имеет большее значение, чем оратор, говорящий с кафедры, вследствие сильного впечатления, производимого им на общественное мнение. Если он одарён истинным талантом, то может рассчитывать на занятие самого высокого положения в литературе.

Толстые журналы, называемые на Западе Европы «Обозрения» – ещё один новый род изданий, сделавшийся возможным только благодаря книгопечатанию. Именно в этих обозрениях английские критики первого порядка создали особенный вид сочинений, называющийся у них опытами (Essays), откуда произошло и само название эссеистов для лиц, посвящающих себя этого рода литературе. Эти периодические сборники вербуют многих талантливых людей в число своих сотрудников, и иной из этих людей никогда не обращался к какой-либо другой публике, помимо читателей «Обозрения». В пределах статьи в 40–50 или самое большее в 100 страниц, можно поговорить ещё с большим толком о многих предметах. Можно написать в этой форме целый ряд статей, которые впоследствии превратятся в различные главы особой книги, почти без всяких перемен.

В начале своих «Характеров» французский писатель Ла-Брюйэр сказал: «До настоящего времени почти не видано было образцового произведения ума, которое было бы трудом нескольких лиц: Гомер создал „Илиаду“, „Вергилий Энеиду“, Тит Ливий свои „Декады“, и римский оратор свои речи». Писав эти строки, коварный автор, говорят, думал об одной литературной газете, первые номера которой только что вышли и, вероятно, послужили поводом к его заключению. И действительно, еженедельный или ежедневный сборник не может быть назван сам по себе образцовым произведением. Но при виде успеха иного обозрения или иной газеты нашего времени, Ла-Брюйэр благосклонно признал бы, что несколько больших и учёных умов в компании могут создать долговечные произведения, и что между различными сотрудниками периодического сборника иной раз существует известное единство таланта и мысли, делающее из их коллективного труда живой организм в том же смысле, как и произведение одного человека. Но это ещё не всё: кто знает, не было ли даже во времена Ла-Брюйэра такого романа, который было бы удобно дать публике в виде отдельно напечатанных глав, на столбцах ежедневной или еженедельной газеты, как это делается теперь в продолжение уже целых сорока лет? Совершенно справедливо, что некоторые из романистов пользуются этим ныне для того, чтобы привлекать и поддерживать любопытство публики. Поэтому их романы иной раз полны совершенно драматического интереса. Такой способ, правда, вводит авторов в искушение растягивать чрезмерно свои рассказы; но ведь и прежние романисты были многоречивы не менее романистов нашего времени, чему свидетельством служат длинные романы, увлекавшие салоны при Людовике XIV, а затем, в следующем веке, объёмистые рассказы Ричардсона.

Но стоит ли долго останавливаться на подобном предмете? Человеческая мысль, и в особенности воображение имеют потребность воспроизводиться на свободе во всех видах, в томах всевозможных размеров. Уже у древних было велико разнообразие книг. От «Илиады» и «Одиссеи» Гомера до книжонки, в которой какой-нибудь грамматик на целых двадцати страницах рассуждал о значении какого-либо одного слова «Илиады», от 127 книг, в которых Тит Ливий рассказал римские летописи, до тощего сокращения, в котором Флор резюмирует их на ста страницах, в какие различные формы не облекались поэзия и наука! Приходится отказаться от создания для произведений, столь не похожих одно на другое, формул и классификаций, под которые они не могут вполне подходить. Вечным мучением для наших библиотекарей будет служить невозможность строгой классификации для всех сокровищ, вверенных их надзору; с этим они должны поневоле примириться, так как нет никаких средств против этого зла.