Оскар Уайльд - Портрет Дориана Грея. Пьесы. Сказки

Подобным образом его могла волновать только музыка, всегда будившая в нем смутное беспокойство. Но музыка – это ведь не членораздельная речь. Музыка не созидает в нас новых миров, она лишь создает новый хаос. А тут ведь прозвучали слова! Ах, слова, слова, безобидные слова – до чего же они на самом деле чудовищны! До чего конкретны, откровенны и жестоки! От них никуда не денешься. И вместе с тем – какая в них неуловимая магия! Они обладают удивительной способностью придавать пластичную форму вещам абсолютно бесформенным, в них есть своя музыка, столь же сладостная, как музыка виолы или лютни. Всего лишь слова! Но разве есть на свете что-нибудь реальнее и весомее слов?

Конечно, в ранней юности Дориан не понимал очень многих вещей. Но теперь, когда они перестали быть для него загадкой, жизнь вдруг засверкала перед ним ослепительно яркими красками. Ему стало казаться, что он идет средь огненных языков бушующего пламени. И как он этого не замечал до сих пор?

Лорд Генри наблюдал за ним с едва заметной, чуть иронической улыбкой. Он знал, что сейчас лучше всего помолчать. Дориан живо заинтересовал его, и то впечатление, какое произвели на юношу сказанные им слова, немало его удивило. Ему вспомнилась одна книга, прочитанная им лет в шестнадцать и открывшая ему много такого, чего он раньше не знал, – так, может быть, с Дорианом Греем происходит нечто подобное? Неужели стрела, пущенная им наугад, угодила в цель? До чего же все-таки очарователен этот юноша!

Холлуорд между тем увлеченно работал, кладя мазки в характерной для него и восхищавшей столь многих напористой манере, но в то же время с тем изяществом и изысканной утонченностью, которые всегда являлись – по крайней мере в искусстве – принадлежностью подлинного таланта. Он совершенно не замечал затянувшегося молчания.

– Бэзил, я больше не в силах стоять! – воскликнул вдруг Дориан. – Я хочу выйти в сад и посидеть на свежем воздухе. Здесь просто невозможно дышать.

– Простите меня, мой друг! Когда я работаю, я обо всем забываю. А вы, между прочим, сегодня позируете как никогда хорошо – почти ни разу не шевельнулись. Мне наконец удалось поймать то выражение, которое я так долго искал: эти полураскрытые губы и этот блеск в глазах. Не знаю, что вам такого наговорил Гарри, но ему каким-то чудом удалось вызвать на вашем лице это замечательное выражение. Небось, делал вам комплименты? Но вы не должны верить ни единому его слову.

– Нет, никаких комплиментов лорд Генри мне не делал. Возможно, именно поэтому я не поверил ничему из того, что он говорил.

– Вы ведь отлично знаете, что поверили всему мною сказанному, – проговорил лорд Генри, глядя на Дориана своими томными, мечтательными глазами. – Пожалуй, я тоже выйду в сад, в студии невыносимо жарко. Бэзил, пусть нам вынесут туда попить – что-нибудь охлажденное, со льдом, и желательно, чтобы там плавало по клубничке.

– Хорошо, Гарри. Нажми-ка на звонок рядом с собой, и, когда придет Паркер, я ему все это закажу. К вам я присоединюсь попозже, мне еще нужно немного подработать фон. Только не слишком задерживай Дориана. Мне сегодня на редкость хорошо пишется. Портрет этот обещает стать моим шедевром. Да и сейчас он уже почти шедевр.

Выйдя в сад, лорд Генри нашел Дориана возле куста сирени: зарывшись лицом в прохладную массу цветов, юноша упивался их ароматом, словно это было изысканное вино. Лорд Генри подошел к Дориану и положил ему на плечо руку.

– Вот это правильно, – негромко произнес он. – Исцелить душу можно лишь с помощью ощущений, а ощущения – лишь с помощью души.

Юноша вздрогнул от неожиданности и отступил от куста. Ветки и листья сирени растрепали непокорные кудри на его непокрытой голове, спутали золотистые пряди волос. В его глазах был виден испуг, как у некоторых людей, когда их внезапно разбудят. Тонко очерченные ноздри трепетали, а ярко-красные губы нервно подергивались.

– Да, – продолжал лорд Генри, – в этом и состоит один из величайших секретов жизни: исцелять душу посредством чувств, а чувства – посредством души. Вы личность необыкновенная, мистер Грей. Вы знаете больше, чем вам представляется, но меньше, чем вам хотелось бы знать.

Дориан Грей нахмурился и отвел взгляд в сторону. Он ничего не мог с собою поделать, но его очень привлекал этот высокий, элегантный молодой человек. Смуглое, романтическое лицо лорда Генри, выражение вселенской усталости в его глазах вызывали безотчетный интерес Дориана, его завораживал низкий, томно звучащий голос молодого лорда. Даже руки нового его знакомого – прохладные, белые, нежные, как цветы, – таили в себе странное очарование. Когда лорд Генри говорил, они грациозно двигались, словно под музыку, и казалось, что у них есть свой, особый, только им понятный язык.

В то же время Дориан испытывал перед лордом Генри какой-то безотчетный страх, хотя и стыдился себе в этом признаться. Каким чудом этому незнакомцу удалось открыть перед ним, Дорианом, его собственную душу? Бэзила Холлуорда он знает несколько месяцев, но дружба с художником ни в малейшей степени не изменила его. И вдруг появляется человек, которого он никогда раньше не видел, и открывает перед ним самые сокровенные тайны жизни. Чем же в таком случае вызван этот необъяснимый страх? Он ведь не школьник и не наивная девушка, и бояться этого человека нет у него никаких оснований.

– Пойдемте присядем где-нибудь в тени, – сказал лорд Генри. – Я вижу, Паркер уже несет нам напитки. Если вы и дальше будете оставаться на солнцепеке, ваша внешность будет непоправимо испорчена, и Бэзил никогда не станет вас больше писать. Вы не должны допускать, чтобы ваше лицо покрывалось загаром. С загаром вы будете выглядеть намного хуже.

– Не велика важность! – засмеялся Дориан Грей, садясь на скамью в дальнем углу сада.

– Для вас это должно быть более чем важно, мистер Грей.

– Почему?

– Потому что вы обладаете чудесным даром молодости, а молодость – единственное богатство, которое стоит беречь.

– Я не считаю это таким уж богатством, лорд Генри.

– Это сейчас вам так кажется. Но однажды, когда вы превратитесь в безобразного старика, когда от передуманных дум ваш лоб избороздится морщинами, а страсти своим губительным огнем иссушат вам губы, – вот тогда вы поймете, какого богатства лишились. Сейчас, где бы вы ни появились, вы всех очаровываете. Но будет ли это длиться бесконечно?.. У вас удивительно красивое лицо, мистер Грей. Не хмурьтесь, это действительно так. А Красота – одна из форм Гениальности, она даже выше Гениальности, ибо не требует, чтобы ее объясняли. Она – одно из великих явлений природы, подобно солнечному свету, приходу весны или отражению в темной воде этой серебряной раковины, которую мы называем луной. Красота не может подвергаться сомнению. Она обладает священным правом на абсолютную власть, и те, кто наделен ею, сами становятся властелинами. Вы улыбаетесь? О, когда вы ее утратите, вы не будете улыбаться… Люди иногда говорят, что Красота слишком поверхностна. Может быть. Но она, по крайней мере, не столь поверхностна, как Мысль. Для меня Красота – величайшее чудо. Только неглубокие люди не судят обо всем по внешнему виду. Подлинная тайна мира заключается в том, что мы видим, а не в том, что сокрыто от наших глаз… Да, мистер Грей, боги пока что были к вам милостивы. Но то, что дается богами, ими же вскоре и отбирается. У вас остается лишь несколько лет, чтобы жить настоящей, прекрасной, полнокровной жизнью. Когда пройдет ваша молодость, а вместе с нею и красота, вы вдруг обнаружите, что время триумфов и побед для вас миновало, и вам придется довольствоваться победами столь жалкими, что они вам покажутся горше былых поражений. Каждый уходящий месяц приближает вас к этому ужасному будущему. Время завидует вам и ведет нещадную войну с вашими лилиями и розами. Ваше лицо пожелтеет, щеки ввалятся, глаза потускнеют. Вы будете ужасно страдать… Так пользуйтесь же вашей молодостью, пока она не ушла. Не растрачивайте попусту золото ваших дней, выслушивая болтливых людей, стараясь выйти из безвыходных положений или проводя время с невеждами, глупцами и ничтожествами. А именно в этом многие усматривают цель своей жизни, именно таковы идеалы нашего времени. Живите! Живите той удивительной жизнью, которая заключена внутри вас. Пусть ничто не проходит мимо вас! Никогда не уставайте искать новых ощущений! И никогда ничего не бойтесь!.. Новый гедонизм – вот что нужно нашему веку. И вы можете быть его зримым символом. Для вас, с вашей внешностью, нет ничего невозможного. Пока вы молоды, вам принадлежит весь мир… Как только я увидел вас, я сразу понял, что вы не знаете себе цену и не представляете, кем можете стать. Меня пленило в вас столь многое, что я сразу почувствовал – я должен помочь вам познать самого себя. Я подумал, что было бы настоящей трагедией, если бы ваша жизнь была истрачена зря. Ведь молодость ваша продлится такое короткое время! Полевые цветы каждой осенью увядают, чтобы весной распуститься вновь. Ракитник в июне каждого года становится таким же золотистым, каким вы его видите в эту минуту. Через месяц пурпурными звездами расцветет ломонос, и каждый год в темно-зеленой ночи его листьев все так же будут загораться пурпурные звезды. Но к нам, людям, молодость не возвращается никогда. Пульс радости, что бьется в нас в двадцать лет, с ходом времени угасает. Наше тело дряхлеет, притупляются наши чувства. Мы становимся похожими на безобразных марионеток и живем воспоминаниями о страстях, которые нас когда-то пугали, да о соблазнах, которым мы не отваживались уступить. Ах, молодость, молодость! Что может сравниться с молодостью!