Оскар Уайльд - Портрет Дориана Грея. Пьесы. Сказки

Дориан Грей слушал лорда Генри с жадным вниманием, не отрывая от него широко раскрытых глаз. Из его руки выскользнула и упала на гравий веточка сирени. Откуда ни возьмись появилась мохнатая пчела и с громким жужжанием принялась кружиться над оброненной веткой. Затем села на звездчатую пирамиду кисти и стала неуклюже переползать с одного крошечного цветка на другой. Дориан наблюдал за ней с тем пристальным вниманием, какое вызывают у нас мелочи в тех случаях, когда мы бессознательно пытаемся отвлечься от пугающих нас важных проблем, или когда нас волнует какое-то новое, безотчетное чувство, или же когда тревожная мысль осаждает наш мозг и не дает думать ни о чем другом. Через некоторое время пчела полетела дальше. Дориан, проводив ее взглядом, увидел, что она опустилась на светло-розовый цветок вьюнка и скрылась в глубине его раструба. Цветок дрогнул и легонько закачался на тонком стебле.

Внезапно в дверях студии появился Холлуорд и энергичными жестами стал звать лорда Генри и Дориана в дом. Молодые люди взглянули друг на друга и улыбнулись.

– Сколько вас можно ждать? – кричал им художник. – Прошу вас, поторопитесь! Нельзя терять ни минуты – освещение сейчас просто идеальное. А напитки свои можете допить и здесь.

Они поднялись и не спеша направились по дорожке к дому. Мимо них пролетели две бело-зеленые бабочки, на груше в другом конце сада запел дрозд.

– Вы ведь не жалеете, что познакомились со мной, мистер Грей? – спросил лорд Генри, взглянув на Дориана.

– Нет, сейчас я этому даже рад. Но я не уверен, всегда ли так будет.

– Всегда?! Ах, до чего ужасное слово! Меня всякий раз передергивает, когда я слышу его. Зато его обожают женщины. Они могут испортить даже самый пылкий роман, пытаясь продлить его навсегда. К тому же это слово лишено всякого смысла. Единственная разница между увлечением и любовью «навсегда» заключается в том, что увлечение длится дольше.

Они уже были на пороге студии, как вдруг Дориан Грей коснулся руки лорда Генри и тихо проговорил, зардевшись от собственной смелости:

– В таком случае пусть наша дружба будет увлечением.

Затем он прошел в комнату, поднялся на подиум и принял нужную позу.

Лорд Генри, опустившись в широкое плетеное кресло, молча смотрел на Дориана. Тишину нарушали только стремительные, размашистые удары кисти по полотну, прекращавшиеся лишь тогда, когда Холлуорд отходил от мольберта, чтобы с расстояния взглянуть на свою работу. В косых лучах солнечного света, проникавшего в студию через открытую дверь, плясали золотые пылинки. В воздухе стоял густой аромат роз.

Где-то через четверть часа Холлуорд опустил свою длинную кисть и, отступив от полотна, долго смотрел сначала на Дориана Грея, затем на портрет, хмурясь и покусывая кончик кисти.

– Пожалуй, на этом закончим! – проговорил он наконец и, нагнувшись, вывел продолговатыми ярко-красными буквами свое имя в левом углу картины.

Лорд Генри встал и прошел в другой конец комнаты, чтобы рассмотреть портрет с близкого расстояния. Несомненно, это было замечательное произведение искусства. К тому же художнику удалось добиться поразительного сходства.

– Мой дорогой друг, искренне поздравляю тебя! – воскликнул лорд Генри. – Я уверен, что это самый прекрасный портрет из созданных в наше время. Мистер Грей, идите сюда и взгляните на себя.

Юноша встрепенулся, словно пробудившись от сна.

– Неужели портрет закончен? – пробормотал он, сходя с подиума.

– Полностью закончен, – ответил художник. – И вы сегодня великолепно позировали. Я вам очень за это признателен.

– Это благодаря мне, – улыбнулся лорд Генри. – Не правда ли, мистер Грей?

Дориан, ничего не произнося в ответ, с каким-то отрешенным видом подошел к картине и повернулся к ней лицом. Увидев свое изображение, он от неожиданности отпрянул назад, и лицо его вспыхнуло от удовольствия. Глаза его радостно засветились, как если бы он впервые узнал себя в смотрящем на него с полотна юноше. Он стоял не двигаясь, словно завороженный, смутно слыша, что к нему обращается Холлуорд, но не улавливая смысла слов. Осознание собственной красоты явилось для него ошеломляющей неожиданностью. Он никогда раньше не придавал большого значения своей внешности, а комплименты Бэзила Холлуорда принимал за проявление дружеского расположения. Он выслушивал их, смеялся над ними и забывал о них. Они никак не влияли на его характер. Но вот появился лорд Генри Уоттон с его восторженным гимном молодости и предостережением о ее быстротечности, и это произвело на Дориана такое огромное впечатление, что сейчас, глядя на отражение в портрете своей красоты, он вдруг с пугающей ясностью представил себе то будущее, о котором говорил лорд Генри. Ведь в самом деле наступит тот день, когда лицо его высохнет и сморщится, глаза потускнеют и выцветут, фигура утратит стройность и станет безобразной. Алый цвет сойдет с его губ, а золото с волос. Годы, формируя его душу, будут разрушать его тело. Оно станет беспомощно неуклюжим и отталкивающе отвратительным.

Его пронзила острая боль, словно от удара ножом. По объятому ужасом телу прошла мелкая дрожь. Глаза его потемнели, став лиловыми, как аметист, и затуманились слезами. Ему стало казаться, будто его сердце сдавливает ледяная рука.

– Разве портрет вам не нравится? – воскликнул наконец Холлуорд, чувствуя себя задетым молчанием Дориана и не понимая, что оно означает.

– Ну конечно, он ему нравится, – ответил за него лорд Генри. – Кому он может не понравиться? Это настоящее событие в современном искусстве. Я готов отдать за него любую сумму, какую ты ни запросишь. Он непременно должен стать моим.

– Я не могу его продать, Гарри. Он принадлежит не мне.

– Кому же, в таком случае?

– Естественно, Дориану, – ответил художник.

– Счастливец!

– Как это грустно! – пробормотал Дориан Грей, все еще не отводя глаз от портрета. – Как печально! Я превращусь в уродливого, безобразного старика, а мой портрет навсегда останется молодым. Он никогда не станет старше, чем сегодня, в этот июньский день… Ах, если бы все было наоборот! Если бы я всегда оставался молодым, а старился портрет! За это… за это я отдал бы все на свете! Ничего бы не пожалел! Я готов был бы душу отдать за это!

– Тебя, Бэзил, вряд ли устроил бы такой поворот! – воскликнул лорд Генри со смехом. – Твое произведение ждал бы весьма печальный удел!

– Да, Гарри, мне бы это мало понравилось, – отозвался Холлуорд.

Дориан Грей повернулся к нему и сказал:

– Я в этом не сомневаюсь, Бэзил. Для вас искусство важнее ваших друзей. Какая-нибудь позеленевшая от времени бронзовая статуэтка значит для вас больше, чем я.

Художник смотрел на него с изумлением. Дориан никогда не разговаривал с ним подобным образом. Что это на него вдруг нашло? Он казался разгневанным, лицо его покраснело, на щеках выступили красные пятна.