Георг Эберс - Уарда. Любовь принцессы

Это обстоятельство, причинявшее большое огорчение его родителям и учителям, должно было пойти ему на пользу: ведь часто случается, что кажущиеся преимущества служат нам во вред, а из мнимых недостатков созидается счастье нашей жизни.

Между тем как товарищи Небсехта упражнялись в пении и декламации, он из-за своего косноязычия мог предаваться доходившей до страсти наследственной склонности к наблюдениям за проявлениями жизни. Его учителя поощряли в нем этот дух исследователя и извлекали пользу из его познаний в анатомии и способностей в хирургии.

Его глубокое отвращение к магической части своей науки навлекло бы на него строгие наказания и даже, может быть, изгнание из общины, если бы он хоть как-то проявил его. Но молчаливый Небсехт был натурой углубленной, истинным ученым, ему было все равно, признают ли его окружающие, и в сладости умственного труда он находил полное удовлетворение. Каждому требованию публично проявить свои способности он покорялся по необходимости, как чему-то неизбежному, насильственное же вмешательство в его скромную, но требующую самоотверженного труда деятельность вызывало у него возмущение.

Пентаур был для Небсехта самым близким человеком.

Он удивлялся учености и умениям Небсехта, и когда, обладающий слабым телосложением, но неутомимый в своих странствованиях, лекарь бродил по лесным чащам на берегу Нила или по горам и пустыням, отыскивая зверей и растения, жрец-поэт сопровождал его с радостью и пользой для себя. Его спутник видел тысячи вещей, которые без него остались бы навсегда скрытыми от взгляда Пентаура, другие же предметы, знакомые ему только по форме, приобретали содержание и значение благодаря объяснениям исследователя Небсехта. Его невнятная речь становилась богатой, когда лекарь объяснял своему другу природные явления и результаты наблюдений за их развитием.

Поэт уважал ученого, и Небсехт тоже любил Пентаура, обладавшего всем, чего недоставало ему самому: мужественной красотой, детской веселостью, откровенностью, восторженностью художника и даром выражать словом и песней все, что волновало его сердце.

Поэт был невежествен в тех областях, где был силен ученый, но он был способен к пониманию самых трудных вещей. Поэтому Небсехт больше прислушивался к нему, чем к суждениям своих товарищей по профессии, так как Пентаур часто рассуждал свободно и независимо от чьего-либо влияния, тогда как они опирались на предвзятые мнения.

Комната исследователя находилась не там, где были все остальные жилища учеников, а под одним из принадлежащих Дому Сети хлебных амбаров. Она была просторной, однако же пробираться к ее молчаливому обитателю Пентауру приходилось, раздвигая большие вязанки разнообразных растений, корзинки из пальмовых листьев, стоявшие по четыре и по пять одна на другой, и переступая через множество горшков, больших и малых, обвязанных проколотою бумагой. В эти вместилища были заключены разные живые твари, начиная от тушканчиков, больших нильских ящериц и желтых сов и до многочисленных экземпляров лягушек, змей, жуков и скорпионов.

На единственном, стоявшем посредине комнаты столе, рядом с письменными принадлежностями лежали кости животных, а также острые кремневые и бронзовые ножи разной величины.

В углу комнаты была расстелена циновка, и стоявшая на ней подпорка для головы указывала на то, что эта циновка служила Небсехту постелью.

Когда шаги Пентаура послышались на пороге этой странной комнаты, обитатель ее со страхом школьника, желающего скрыть от учителя запрещенную игрушку, сунул какой-то объемистый предмет под стол, накрыл его покрывалом и спрятал острый осколок кремня [17] Египетские хирурги, по всей вероятности, охотнее всего пользовались инструментами из кремня, во всяком случае при вскрытии трупов и для обрезания. Во время раскопок было обнаружено большое количество таких кремневых скальпелей. , прикрепленный к деревянной рукоятке, в складках своей одежды. Затем он сложил руки, желая придать себе вид праздного человека.

Единственная лампа, прикрепленная на высокой подставке возле его стула, распространяла весьма слабый свет, которого, однако, было достаточно, чтобы Пентауру, изучившему все привычки своего друга, стало ясно, что он помешал Небсехту делать нечто запрещенное. Небсехт кивнул, узнав вошедшего, и упрекнул его:

– Тебе не следовало пугать меня.

Затем он полез под стол и вытащил оттуда привязанного к доске живого кролика, в разрезанном и распяленном деревянными палочками теле которого билось сердце. Не обращая внимания на гостя, исследователь продолжил свои наблюдения.

Некоторое время Пентаур молча всматривался в натуралиста, затем положил ему руку на плечо и сказал:

– На будущее советую тебе запирать комнату, когда вздумаешь заниматься недозволенными вещами.

– Они сняли с моей двери задвижку, когда застали меня за анатомированием руки подделывателя подписей Птамеса [18] За подделки, неправильные записи в официальных документах закон предписывал отсекать обе руки злодею. .

– Значит, мумия несчастного останется без руки.

– Она не будет ему нужна на том свете, – возразил Небсехт.

– Положил ли ты ему хоть ушебти [19] Маленькие статуэтки, которые клались в могилу. Это были слуги, которые должны были помогать умершему в подземном мире. В руках у них был крюк и плуг, а на спине – мешочек с семенами. в могилу?

– Какой вздор!

– Ты заходишь слишком далеко, Небсехт, ты действуешь неосторожно. Кто бесполезно мучит безвредного зверька, тому духи в преисподней отплатят тем же – так гласит закон. Но я знаю, что ты хочешь сказать. Ты считаешь позволительным причинять страдания животному, надеясь обогатиться познаниями, посредством которых сможешь уменьшить страдания людей.

– А ты так не считаешь?

Легкая улыбка мелькнула на лице Пентаура. Он нагнулся над кроликом и сказал:

– Как это странно, зверек еще жив и дышит. Человек давно уже умер бы от подобного обращения. Вероятно, его организм более нежен и более подвержен разрушению.

– Может быть. – Небсехт пожал плечами.

– А я-то думал, что ты знаешь это наверняка.

– Я? – удивился Небсехт. – Почему же? Ведь я тебе говорю, что мне даже не позволили исследовать, как движется рука подделывателя подписей.

– Подумай: ведь известно, что блаженство души зависит от сохранности тела.

Небсехт поднял на друга умные небольшие глаза и сказал, пожимая плечами:

– Пожалуй. Впрочем, это меня не касается. Делайте с душами людей, что считаете нужным, я же хочу узнать, как устроено их тело, и чиню его, как могу, в случае повреждения.

– Хвала Тоту [20] Тот – бог ученых и врачевателей, ибис – его священное животное, поэтому самого Тота изображали с головой ибиса. Считалось, что бог Ра сотворил его как «прекрасный светоч», призванный указать на злейших врагов Ра. Будучи первоначально богом Луны, он с течением времени превратился в божество меры времени и меры вообще. Он взвешивает каждое слово, он мудрец, бог письма, искусства и науки. Греки назвали его Гермес Трисмегист, т. е. троекратный или очень большой, следуя примеру египтян, называвших его Тот или Техути – «в два раза больший», иными словами, также очень большой. , что, по крайней мере в этом отношении твое искусство неоспоримо.