Томас Прест - Утро кровавого праздника

– Вы сказали, что я выдаю себя, – сказал Варни с горечью, – как будто сомневаетесь в том, что я тот, кем меня считают тысячи, и поэтому боятся.

– Тысячи может и считают, – сказал Чарльз Голланд, – но я не вхожу в их число, Варни. Меня нельзя сделать жертвой суеверий. Даже если бы вы совершили на моих глазах какие-нибудь чудеса, которые бы убедили других в вашей сверхъестественной природе, я бы скорее не поверил своим чувствам, чем позволил такой ерунде смутить мои мозги.

– Продолжайте, – сказал сэр Френсис Варни, – продолжайте. У меня больше нет для вас ничего. Мне нечего сказать вам.

– Нет, вы уже слушали меня достаточно долго, чтобы у меня появилась надежда, что в вас проснулась человечность. Не дайте разбиться этой надежде, сэр, когда она только появилась. Я прошу вас рассказать то, что, должно быть, вызывает у вас боль, не ради себя, а ради Флоры, которой вы должны многое компенсировать.

– Нет, нет.

– Ради всего великого, хорошего и справедливого я прошу вас рассказать.

– Ну что поделаешь с такой мольбой? Обращаться с таким чувством к человеку, который знает реальность и человеческую природу?

– Нет, сэр Френсис Варни. Сейчас вы даете неверное представление о себе. Вы прошли долгую и, возможно, бурную жизнь. Вы можете посмотреть на вашу жизнь и вспомнить о том, что вы принадлежите к большому человеческому роду, что у вас есть человеческие чувства и человеческие привязанности?

– Спокойно, спокойно…

– Нет, сэр Френсис Варни, я хочу, чтобы вы мне сказали, если вы положите свою руку на свое сердце и скажете, что не знаете, что такое любовь, что такое иметь это чувство и надеяться на будущую радость, сосредоточиваясь на одном человеке, я в отчаянии покину вас. Если вы скажете мне, что никогда не испытывали такого чувства, какое я испытываю сейчас к Флоре Баннерворт, к человеку, ради которого были готовы отдать не только жизнь, но и надежду на счастливое будущее, если вы скажете мне спокойно и честно, что вы не испытывали таких человеческих чувств, я больше не буду давить на вас, заставляя открыть тайну.

Было видно, что сэр Френсис Варни в замешательстве. Чарльз Голланд собирался что-то добавить, когда вампир схватил его обеими руками за грудь и внезапно прервал, сказав:

– Вы хотите свести меня с ума, вызывая из скрытых клеток памяти образы прошлого?

– Значит есть такие образы, которые можно вызвать, они просто спят, и нужно всего лишь прикосновение, чтобы вернуть их к жизни и придать им силу. Так же, чтобы разбудить вас недавно, нужно было всего лишь прикоснуться к вам. О, сэр Френсис Варни, не говорите мне, что вы не человек.

Вампир состроил такое выражение лица, будто намеревался ударить Чарльза Голланда. Но затем он опустился почти на пол, словно его больно ранили какие-то воспоминания и привели в оцепенение руку. Он трясся от нежелательной эмоции. Из-за того, что у вампира было яростное и злобное выражение лица, Чарльз испугался, что у него возрастет нежелание рассказывать что-либо, и из него нельзя будет вытянуть признание.

– Варни! – закричал он. – Варни, успокойтесь! Вас будет слушать тот, кто не станет вас осуждать и не будет делать поспешных выводов, тот, кто достаточно милосерден. Он будет пытаться истолковать все сказанное в вашу пользу. Расскажите мне все, прошу вас, расскажите мне все.

– Это странно, – сказал вампир. – Я никогда не думал, что что-то человеческое заденет меня. Молодой человек, вы задели струны моей памяти. Они вибрируют в моем сердце, производя каденцию и звуки давно прошедших лет. Потерпите немного.

– И вы расскажете мне?

– Расскажу.

– Я удовлетворен вашим обещанием, Варни.

– Но и вы должны пообещать мне держать все в секрете. Даже на дикой природе, где вас не сможет услышать никто кроме Небес, вы не должны будете произносить ни слова из того, что сейчас услышите.

– Увы! – сказал Чарльз. – Я не могу сохранять такую конфиденциальность. Я уже сказал, что это не только для меня. Я хочу узнать о том, кто вы и кем вы были для той, кто очень дорога мне. Даже все прелести жизни не приводят меня в такой восторг как ее очаровательный взгляд. Кажется, что в нем присутствует свет Небес, откуда она сошла ко мне.

– Значит вы не услышите моего признания, – сказал Варни, – потому что я не хочу, чтобы вы рассказывали это Флоре Баннерворт.

– Должно быть так.

– Но вы очень хотите услышать то, что я могу рассказать?

– Очень хочу, в самом деле, очень хочу.

– Значит вам можно верить, раз вы честно сказали мне об этом, а не пообещали молчать сразу. Если бы ваше обещание хранить тайну исходило от ваших губ, а не из вашего сердца, я бы не поверил вам. Думаю, что я решусь довериться вам.

– Принимая во внимание, что я расскажу Флоре то, что расскажете вы.

– Вы можете рассказать об этом ей, но никому больше без моего разрешения.

– Я согласен на такие условия, и буду добросовестно выполнять их.

– Я ни на секунду не сомневаюсь в вас. А сейчас я расскажу вам то, что еще никогда не рассказывал ни одному смертному. Сейчас я соединю фрагменты, которые вы могли слышать от других.

– От каких других?

– От доктора Чиллингворта и от того, кто когда-то был лондонским палачом.

– Да, я от этих людей кое-что слышал.

– Тогда выслушайте меня. Вы лучше поймете то, что уже слышали. Несколько лет назад, не важно сколько конкретно, в штормовую ночь, осенью, сидели двое бедных людей. Бедность приходит к высокомерному, расточительному и заносчивому человеку, который всю жизнь только развлекался и тратил деньги, никогда не занимаясь тем, что эти деньги приносит.

– Два человека? А кто они были?

– Одним из них был я. Посмотрите на меня! Я был одним из тех людей. В моем сердце бились сильные и злые страсти.

– А кто был другим?

– Другим был Мармадюк Баннерворт.

– Господи! Отец той, кого я обожаю? Самоубийца…

– Да, он самый. Этот человек запятнал себя тысячами грехов, дискредитировал себя тысячами преступлений. Это был отец той, в ком нет признаков его природы, которая не унаследовала от него ничего, кроме фамилии. Этот человек сидел со мной и строил планы, придумывая как, используя обман и насилие, мы сможем продолжить нашу обычную жизнь, полную попоек и диких дебошей.

– Продолжайте, продолжайте, поверьте, мне очень интересно.

– Я вижу. Мы не могли выбрать ничего подходящего из того, что в изобилии придумывало наше воображение. Обман и мошенничество с фальшивыми костями за игорным столом нас не удовлетворяло, мы решились на насилие. Если простой грабеж не удастся, мы планировали забрать чью-нибудь жизнь.

– Убийство?

– Да, именно, надо называть вещи своими именами, убийство. Мы просидели до полуночи, но так и не приняли решения. У нас не было никакого реального плана действий, поэтому мы потащились в один из тех грязных притонов, в игорный дом, где мы выигрывали и проигрывали тысячи. У нас не было денег, но мы делали крупные ставки, рискуя. Мы не думали о последствиях, которые могут возникнуть в случае проигрыша. Но, как ни странно, нам очень повезло. Мы пришли в это место нищими, а ушли независимыми людьми.