Пелам Вудхаус - Полная луна. Дядя Динамит. Перелетные свиньи. Время пить коктейли. Замок Бландинг (сборник)

– О черт, неужели передумала?

– Ну, Глист, ну что ты!

– Очень может быть.

– Не может. Я ее утром видел, она собиралась прийти.

– Когда это?

– Так в полдесятого.

– Три часа назад. Могла сто раз передумать. Я никогда не понимал, что она во мне нашла.

– Ну, Глист! Ты такой… чистый. Я тебя очень уважаю.

– Ладно, чистый. А морда? Ты посмотри.

– Я смотрю. Хорошая, открытая морда. Предположим, красоты в ней нет – но что такое красота? Рифма к суете, ты уж мне поверь. Какая-то белесая пигалица отхватила такого парня!

– Пигалица?!

– По меньшей мере.

– Ну уж, прости!

Фредди подумал, что он неудачно выбрал слова утешения, и стал сосать набалдашник зонтика, тогда как Листер, вскочив со стула, словно с раскаленной плиты, принялся бегать по комнате.

– Вот что, Глист, – сказал наконец Фредди, – а не мог ей кто-нибудь настучать?

– Ты что имеешь в виду?

– Знаешь, девушки часто говорят про женихов. Какой-то осел насплетничал Агги, что я был помолвлен с Ви. Агги ангел, но все-таки, все-таки… Даже с этим кулоном и то страшновато. Вот и Пру могли рассказать про твою частную жизнь.

– Частную?

– Ну, сам знаешь. Художник, он вообще… Попойки в мастерской и все такое прочее.

– Чушь какая! Моя жизнь… это…

– Чиста?

– Вот именно.

Фредди пососал набалдашник.

– Что ж, – сказал он, – гипотеза не оправдалась. Готовься к худшему, Глист. Видимо, она не придет.

– О Господи!

– Давай подумаем, – предложил Фредди и снова принялся за зонтик. – Ясно, – сказал он через несколько секунд. – Иду к ним, смотрю. А ты меня ждешь в ресторане.

Генри побледнел:

– В том?

– Да. Я там встречаюсь с одним типом. Везу его в Бландинг. Надо посмотреть, в какой он форме. Что-то он мне не понравился. Молока, говорит, выпью. Не исключено, что это маска. Ты подождешь в вестибюле.

– Только не в вестибюле, – сказал Генри, именно там встретивший мальчика в пуговицах (возможно – из королевского рода), который окинул его тем самым взглядом. – Лучше на улице.

Конечно, на улице будет смотреть бывший король Руритании, но что поделаешь…

Нервное напряжение действует по-разному. Генри, всегда ходившего пешком, оно побудило взять такси, тогда как Типтон, вечно ездивший на машине, решил пройтись. Поэтому они встретились.

Генри был в беспамятстве и Типтона не заметил. Типтон заметил его и кинулся в отель. Бывший владетель Руритании, почтительно притрагиваясь к фуражке, подумал, что он напоминает не совсем готовое бланманже.

Когда два человека отделены от прочих в замкнутом пространстве, обычно случается так, что социальные перегородки рушатся и люди эти начинают сближаться. Бывший король Руритании жил в блеске и величии, но иногда ему бывало одиноко, и предрассудки его смягчались.

Поэтому довольно скоро он забыл о мешковатости Листеровых брюк и снисходительно заметил, что погода – хорошая. Листер, чья потребность в симпатии неуклонно росла, ответил на это, что погода погодой, а вообще-то день мог быть и лучше.

Он спросил короля, женат ли тот, и король кивнул. Тогда он сообщил, что и сам был бы женат, если б невеста не исчезла, и король заметил, что такая удача выпадает раз в сто лет. Тут Листер спросил, что бы могло задержать его суженую, и король предположил, что ее переехала машина, когда остановилось такси, а из него вышел Фредди.

Глядя печально и серьезно, Фредди взял Листера под руку и отвел в сторону. Король же, удивившись, что его новый друг водится с такими элегантными лицами, крутанул ус и застыл.

– Ты ее видел? – спросил тем временем Листер.

– Нет, – отвечал Фредди. – И вот почему: ее не было дома.

– Где же она была?

– Ехала к Паддингтонскому вокзалу.

– Что ей там нужно?

– Ничего. Ее увезли в наручниках под стражей (это дворецкий) и посадили на поезд двенадцать сорок две в Маркет-Бландинг. В общем, Глист, наделал ты дел. Умный человек не звонил бы ей домой и не называл ее кроликом, а если называл, сперва бы проверил, она это или ее мамаша.

– Ой!

– Естественно, тетя Дора всполошилась. На допросе Пруденс была уклончива, и тетя обратилась к другой тете, Гермионе, которая еще страшней. Гермиона сейчас в Бландинге. Утром она позвонила и велела подождать, пока юная Пру выйдет с собаками. Кстати, у этих собак скоро будет рахит…

Генри стал похож на гориллу пылкого и нетерпеливого нрава, у которой смотритель отнимает банан.

– Да-да, – миролюбиво сказал Фредди. – Я тебя понимаю. Тебе нужны факты. Ну вот, тетя Гермиона велела тете Доре подождать, пока Пру выйдет, и поискать у нее в комнате, нет ли компрометирующих документов. Они были, целая куча – пятьдесят твоих писем, одно другого лучше, перевязанные розовой ленточкой. По возвращении под пыткой Пру во всем призналась, среди прочего в том, что ты не богат и не знатен. Через десять минут паковали вещи. Тетя надзирала. Пру плакала.

Генри взлохматил волосы. Для художника они были не очень длинны, но человек с отчаяния взлохматит что угодно.

– Плакала? Это палач какой-то!

– У тети Доры трудный характер, – согласился Фредди, – но ты бы видел тетю Констанс или тетю Гермиону! В общем, Пру едет в Бландинг. Надо заметить, младшее поколение моей семьи высылают в Бландинг, как только оно влюбится. Наш чертов остров. Ну прямо вчера я утешал мою кузину Гертруду! Она влюбилась в священника. Да и меня бы сослали тогда с Агги, но я уже был там. В общем, юная Пруденс в неволе. Конечно, ты думаешь, что делать.

– Думаю, – ответил Генри, с надеждой глядя на друга; но тот покачал головой.

– Не смотри ты на меня, Глист, как мой тесть на заседании, – попросил он. – Он стучит по столу и кричит: «Быстро, быстро, жду предложений!» А у меня их нет. Я тебе лучше скажу, что я сделал. Я вспомнил, что ты крестный сын дяди Галли, и позвонил ему, он сейчас приедет. Если кто-нибудь и может что-нибудь придумать, то это он. Очень умный и хитрый. Да вот он! – воскликнул Фредди, когда, скрипнув тормозами, рядом остановилось такси. – Ватсон, это наш клиент.

Король Руритании помог выйти легкому, юркому, блистательному человеку, и тот беспечно двинулся к ним – не поправив лихо съехавшей шляпы, сверкая моноклем.

– Ну, Генри, – сказал он, – рассказывай. Фредди говорит, ты попал в беду.

И он сердечно обнял крестника, удивляя бывшего короля, у которого покосилась вся система ценностей. Хотя сам он снизошел до беседы с Листером, он полагал, как и прежде, что тот из низов общества, если вообще не художник. И что же? Его обнимает, ему улыбается сам Галли Трипвуд, светило театров и скачек, краса ресторанов, легенда. Этого король понять не мог и утратил веру в себя.

Во всем роде Эмсвортов прославился только Галахад Трипвуд. Да, его старший брат получил приз за тыкву, а за свинью – даже три раза, но мы не можем сказать, что он занял высокое место в общественной жизни. А вот Галли занял. Букмекеры, шулеры, разносчики на скачках задумались бы, если бы вы упомянули Эйнштейна, но кто такой Галли Трипвуд, они знали.