Кэтрин Терстон - Член парламента

Чилькот пододвинул столик к дивану и положил на него руки ладонями вниз.

– Так, что-ли? – спросил он.

Но вдруг он почувствовал какую-то глупую нервность и снял руки со стола.

– Мы в другой раз это попробуем, – быстро сказал он. – Ты мне покажешь как-нибудь. Сегодня я не расположен…

Если даже Лилиан и почувствовала некоторое разочарование, она этого по крайней мере не высказала.

– Бедненький! – мягко сказала она. – Сядь подле меня, – незачем печалиться. – Она указала ему на место подле себя, и когда он тяжело опустился на диван, взяла его руку и нежно погладила ее. её прикосновение подействовало на него успокаивающим образом, и он не отнимал руки. Потом она вдруг отняла руку и воскликнула с легким упреком в тоне:

– Ты прямо возмутительный человек – у тебя уже нет «маникюра». Где же результаты моего воспитания?

Чилькот засмеялся.

– Все забыто, – сказал он легким тоном. Но потом выражение лица и тон его голоса изменились. – Для человека в моем возрасте, – сказал он, – роскошь не имеет цены. Приходится считаться только с общественными обязательствами. Я лично завидую нищему на улице, – ему не нужно бриться, не нужно мыться.

Лилиан высоко подняла брови. Такие чувства превышали её понимание.

– Уход за ногтями ведь дело другое, – сказала она с упреком. – В особенности, когда у человека такие красивые руки. Твои руки и твои глаза прежде всего покорили меня, ты ведь сам знаешь. – Она мягко вздохнула, предаваясь нежному воспоминанию. – Мне казалось таким характерным, что ты не носишь колец, – ведь соблазн был такой близкий. Она взглянула на свои собственные пальцы, сверкавшие драгоценными камнями.

Мимолетное приятное действие от её прикосновения прошло. Чилькот отдернул руку и взял книгу, которая лежала между ними.

– «Под фальшивым флагом», – прочел он. – Конечно, роман?

– Конечно, – ответила она, улыбаясь. – Очень увлекательная история: два человека, которые меняются своими личностями.

Чилькот поднялся и перешел опять в камину.

– Меняются личностями? – спросил он с интересом.

– Да. Один – художник, другой – миллионер. Одному хотелось бы испытать ощущение славы, а другому – ощущение огромного богатства. И они на месяц обменялись ролями. – Она засмеялась.

Чилькот тоже засмеялся.

– Как же они это устроили? – спросил он.

– Да я же говорю, что замысел нелеп. Представь себе, что два человека так похожи друг на друга, что ни друзья, ни прислуга не замечают подмена. Ведь это невозможно.

Чилькот устремил глаза в огонь.

– Да, – сказал он медленно. – Да… это кажется невозможным.

– Конечно, невозможно. Бывают сходства, но уж не такие нелепые.

Пока она говорила, Чилькот сидел, опустив голову; но при последних словах он поднял глаза.

– Знаешь, однако, – сказал он, – я бы все-таки не стал так уверенно утверждать это. Еще недавно я видел двух людей, до того похожих друг на друга, что я… Ты, кажется, не веришь? – спросил он, видя, что Лилиан улыбается. – Ты думаешь, что это была игра моей фантазии?

– Да нет же, милый, вовсе я этого не думаю. Садись и расскажи мне всю эту историю. – Она снова улыбнулась и указала на диван приветливым жестом.

Духовное равновесие Чилькота пошатнулось… В первый раз он почувствовал, что Лилиан принадлежит к той недоверчивой, наблюдательной толпе, которой он всегда остерегался. Под гнетом этого впечатления, он быстро направился к двери.

– Мне нужно в парламент, – сказал он. – Я опять зайду – когда буду в лучшем настроении. Я знаю, что я сегодня несносен. Ты ведь знаешь – мои нервы. – Он подошел к дивану и взял ее за руку, потом прикоснулся на минуту к её щеке рукой. – До свиданья, – сказал он. – Всего хорошего тебе – и твоей кошке. – Эти слова он прибавил шутливо, уже на пороге.

К вечеру нервное раздражение Чилькота дошло до высшей точки. Целый день он с величайшим усилием сдерживался, чтобы не разразиться нервным припадком; но когда он очутился в зимних сумерках в палате общин, на скамье оппозиции, то почувствовал, что сила сопротивления в нем угасает, что он уже не может бороться с собой. Опасения его оправдались в тот же вечер, когда пришел момент выступить с интерпеляцией против правительства, в связи с устройством новых доков и с бюджетом морского министерства. Тогда он в первый раз убедился, что муки, испытанные им за последние месяцы, привели к наружным, также как и скрытым явлениям разрушения, что ему грозит невозможность продолжать свои профессиональные занятия, что сила воли в нем разбита и характер испорчен.

Это потрясающее для него открытие явилось совершенно неожиданным. В сумерки он еще был сравнительно спокоен, я нервность его выражалась только в том, что он часто поправлял воротник или менял положение. Но когда залу осветили, и он откинулся на своем сиденьи с закрытыми глазами, то им овладело мучительное сознание, что он сквозь закрытые веки видит лица на противоположной стороне палаты, что он ясно отличает ряд заспанных, сочувственных наблюдательных глаз. Такого ощущения он никогда прежде не испытывал, но теперь оно всецело овладело им. Ему казалось, что эти взоры прямо проникают вглубь его глаз; от страха у него выступил холодный пот на лбу. В эту минуту как раз лидер его партии, Фрэд, обернулся к нему, перегнулся через спинку его сиденья и коснулся его колен. Чилькот вздрогнул и открыл глаза.

– Кажется… я… задремал? – смущенно сказал он.

Фрэд улыбнулся сухой любезной улыбкой.

– Это печальное признание для члена оппозиции, – сказал он. – Я хотел с вами видеться уже утром, Чилькот. По-моему, за этим персидским инцидентом все-таки что-то кроется. Вам, крупным коммерсантам, нужно не зевать.

Чилькот пожал плечами.

– Это дело спорное, – сказал он. – Я не верю, что это серьезно. Лэкли поднес спячку к пороховой бочке, но получился только небольшой треск и много дыма.

Фрэд не улыбался.

– А каково настроение в Варке? – спросил он.

– В Варке? – не знаю, право. За последнюю неделю я не знаю, что там делается. У меня столько личных дел и забот…

Он чувствовал себя неловко от пытливых вопросов своего властного единомышленника. Фрэд открыл было рот, как бы собираясь отвечать, потом снова стиснул губы с сдержанным достоинством и отвернулся. Чилькот откинулся назад на сиденьи и незаметно провел рукой по лбу. Все его мысли сосредоточены были на одном предмете, – и этим предметом был он сам. Взгляд его направился через весь густо заполненный освещенный зал до стеклянных дверей; он посмотрел на своих коллег, которые сидели одни с равнодушными, другие с внимательными лицами. Потом пальцы его незаметно скользнули в жилетный карман. Обыкновенно он брал лепешки с морфием с собой, но сегодня он их забыл дома. Он это знал, и все-таки продолжал искать, чувствуя физическое недомогание во всем теле от потребности привычного лекарства. Он был совершенно равнодушен ко всему, что происходило вокруг него, и бессознательно приподнялся на половину со своего места. Господин, сидевший рядом с ним, поднял глаза.