Френсис Фицджеральд - Я за тебя умру (сборник)

– Продолжайте, пожалуйста, – сказал Винчинтелли. – Я понимаю.

– Лично меня тревожили не трудные времена, а судьба моих братьев. Целый год после того, как сломался Уолтер, я не мог прогнать из головы мысль, что в моем роду имеется предрасположенность к психическим болезням, которая не обойдет стороной и меня. Так было до прошлой недели.

Он снова перевел дух.

– В прошлую пятницу я вернулся с работы домой, в пентхаус на Восемьдесят пятой улице, где живу один. Я очень устал: работал всю предыдущую ночь и много курил. Едва я открыл дверь в эту мертвую тишину, как вдруг почувствовал, что мой час пробил: я схожу с ума.

– Расскажите об этом подробнее. – Винчинтелли подался вперед. – Во всех деталях – что именно произошло?

– Ну… я увидел… увидел…

– Да? – жадно поторопил его Винчинтелли.

– Я увидел перед глазами пятна и круги – они вращались и вращались, как солнца и луны всех цветов.

Доктор Винчинтелли вновь осел в кресле.

– Это все?

– А разве этого мало? – спросил Питер Вудс. – Раньше я никогда не видел ничего подобного.

– И никаких голосов? – требовательно поинтересовался Винчинтелли. – Никакого звона в ушах?

– Э-э… да, – признался Питер. – Слабый звон, как с похмелья.

– А головная боль? Или чувство, что вы не тот, кем себя считаете? Не было ли желания покончить с собой? Каких-нибудь жутких страхов?

– Ну… не могу сказать, что было что-нибудь такое… разве что последнее – жуткий страх, что у меня начинается безумие.

– Понятно, – сказал доктор Винчинтелли, плотно соединив пальцы. После минутной паузы он снова заговорил твердым, решительным голосом: – Мистер Вудс, то, что вы добровольно явились сюда и отдали себя в наши руки, было самым мудрым поступком, который вы совершили в своей жизни. Скажу вам откровенно: вы серьезно больны.

– Боже мой! – простонал Питер Вудс. – Неужели я стану таким же, как мои братья?

– Нет, – с ударением сказал доктор Винчинтелли, – поскольку в вашем случае мы поймаем болезнь вовремя.

Питер Вудс спрятал лицо в ладони.

По принятому в клинике обычаю, пациенты, пользующиеся относительной свободой, ужинали вместе с персоналом в красиво обставленной комнате. Заняв свое место за длинным столом, Кей Шейфер обнаружила, что сидит прямо напротив мистера Питера Вудса.

Атмосфера за ужином была официальная и довольно меланхолическая. Врачи кое-как пытались поддерживать светскую беседу, но почти все пациенты, словно утомленные дневными занятиями или угнетенные своим окружением, говорили мало и либо сосредотачивались на еде, либо просто пялились в тарелку. Кей и ее коллегам полагалось по возможности развеивать это уныние.

Усевшись, она улыбнулась и сказала что-то любезное Питеру Вудсу, который взглянул на нее несколько удивленно. Спустя минуту он отпустил какое-то незначительное замечание о погоде, адресовав его своему соседу слева мистеру Хьюзу, но, не получив ответа, опустил глаза и больше не делал попыток завязать разговор. Еще через минуту мистер Хьюз внезапно заговорил сам.

– Кто последний доест суп, – сказал он, – тот поросенок.

Никто не засмеялся – никто как будто бы и не слышал его. Худая, мертвенно-бледная женщина справа от Вудса обратилась к нему:

– Вы только что приехали?

– Да.

– В поло играете? – спросила она.

– Э-э… немножко.

– Надо нам с вами поскорей поиграть – может быть, завтра.

– Гм… большое спасибо, – с удивлением сказал он.

Внезапно женщина склонилась к нему.

– Боже святый, ну и рыба!

Питер Вудс опустил взгляд на свою тарелку; на вид в рыбе не было ничего необычного.

– По-моему, она выглядит довольно аппетитно.

– Аппетитно? – Она покачала шишковатой головой. – Ну, если вы думаете, что это аппетитно, могу сказать одно: должно быть, вы сумасшедший.

Кей увидела, как он вздрогнул, снова посмотрел на рыбу, робко потыкал ее вилкой и даже понюхал украдкой, точно сомневаясь в справедливости своего суждения.

Мистер Хьюз заговорил снова.

– Последний, кто доест…

Но тут Кей решила, что дело зашло уже достаточно далеко. Она подалась вперед и обратилась к Питеру Вудсу чистым звонким голосом, заглушившим остаток заявления мистера Хьюза:

– Вы хорошо знаете Нью-Гемпшир, мистер Вудс?

– Никогда раньше здесь не был, – ответил тот.

– Здесь есть прекрасные места для прогулок, – сказала Кей. – Можно подняться в горы – оттуда открываются замечательные виды.

– Самый скучный пейзаж во всей Северной Америке, – вполголоса пробормотала любительница конного спорта.

Кей продолжала говорить, пока ее не перебил мистер Хьюз.

– Между прочим, я врач, – ни к селу ни к городу сообщил он. – Один из лучших во всей округе. – Он бросил ревнивый взгляд на доктора Винчинтелли, сидящего во главе стола. – Эх, дали бы мне покомандовать этой клиникой хотя бы неделю! По сравнению с той, что была у меня, это жалкая богадельня.

Он грустно уставился в свою тарелку.

– И что случилось? – нашел в себе силы спросить Питер Вудс. – Вы прогорели?

– Прогорел, – уныло сказал бывший врач. – Все пропало, и мне пришлось перебраться сюда.

– Мне очень жаль.

– Спасибо, – рассеянно сказал врач и добавил: – И теперь мне известно, почему все пропало.

– Почему?

– Заговор! У меня были могущественные враги. Как вы думаете, чем они воспользовались?

– Чем? – спросил Питер Вудс.

– Мышами. Напустили ко мне мышей. Они были повсюду. Да что говорить, я видел мышей даже…

Кей вновь перебила его.

– Ну хватит, доктор Хьюз, сейчас не обязательно рассказывать об этом мистеру Вудсу.

Хьюз понизил голос до шепота, но Кей все равно его слышала.

– Она меня ненавидит, – сказал он. – Не может вытерпеть, когда я говорю о мышах.

– Любите лошадей? – спросила Вудса его соседка.

– Да, люблю.

– Я всю жизнь каталась верхом, а три года назад лошадь меня сбросила. – Она помедлила. – Но я по-прежнему держу свою конюшню. Теперь их у меня всего шесть – три охотничьих, они вам понравятся. Завтра покажу.

Их беседа была прервана шумом отодвигающихся стульев. Доктор Винчинтелли поднялся, и весь стол поднялся вместе с ним. Кей вздохнула с большим облегчением. До какой-то степени она уже успела привыкнуть к пациентам с их иллюзиями и нелогичностью, но сегодня ей пришлось трудно, поскольку она будто бы смотрела на все глазами новоприбывшего. Он ей понравился – она надеялась, что судьба братьев его минует. Все это подействовало на нее весьма угнетающе и усилило ее желание бежать отсюда.

Примерно в половине десятого, когда больные разошлись по палатам и она направлялась по территории клиники к себе домой, ее окликнул доктор Винчинтелли. Она замедлила шаг, и он поравнялся с ней.