Даниэла Стил - Возвращение

О господи, как все болит внутри…

— Пег… Что случилось? — Я повернулась к ней… Мой живот… Он плоский… Малыш… — Пег… Пег… Мой ребенок… — Но я уже знала. Я знала, что случилось. Младенец умер.

— Лежи, лежи, Джиллиан. Ты долго была без сознания.

— Это неважно. — Рыдания душили меня, делая боль невыносимой.

Потом я спросила, сколько времени.

— Два часа.

— Дня?.. Боже мой…

— Ага, Джилл… Знаешь, сегодня вторник…

— Вторник… О господи!

Входили и выходили медсестры, появлялась и исчезала Пег, и шло время. Не из-за чего было волноваться, не о чем думать. Сэм осталась дома с Пег и миссис Джегер, а Крис и малыш умерли. Больше ничего не могло случиться. Ни с кем. Ни с Крисом, пи с ребенком, ни с Сэм, ни со мной. Абсолютно ничего.

Наверное, Пег еще раз звонила в Нью-Йорк, потому что в палате снова появились цветы от Хилари, Гордона и «Джона Темплтона с сотрудниками». Еще одни похороны. Только на сей раз это меня не тронуло. Мне было на все наплевать.

Я сделала открытие: в этой больнице женщин, потерявших детей, помещали в одно отделение с роженицами. Как ни странно, это считалось одним из наиболее выдающихся достижений современной медицинской психологии. По коридорам туда и сюда возили младенцев, слышался детский плач. И ты начинала жалеть, что осталась в живых.

Мне рассказали, сколько весил мой ребенок, какого он был роста, какая у него была группа крови и сколько он прожил. Семь часов двадцать три минуты. А мне так и не довелось увидеть его. Это был мальчик.

К концу недели я немного окрепла, и меня решили выписать в воскресенье. Как бы то ни было, надо возвращаться домой. Пег пора уезжать.

— Я останусь еще на неделю.

Нет, не останешься. Ты и так задержалась, пока возилась со мной. Слишком много несчастий свалилось на мою голову.

— Не преувеличивай. Я остаюсь.

— Послушай, Пег, я позвоню в агентство и найму помощницу. По закону я имею право еще три недели бить баклуши. Ты ведь не сможешь оставаться со мной все это время, правда? — Тут Пег заколебалась, и мы заключили компромисс. Она останется до среды.

В воскресенье меня выписали вместе с полудюжиной девчонок, любовно глядевших на своих младенцев, завернутых в одеяла пастельных тонов. Пег отвела меня к машине, я выхватила из рук медсестры чемоданчик с моими вещами, плюхнулась на сиденье и выпалила:

— Давай, Пег, поехали отсюда ко всем чертям! Она нажала на газ, и мы помчались в сторону Сакраменто-стрит.

Дом был в идеальном порядке. Пег Ричарде обладала нечеловеческой работоспособностью. Сэм встречала меня у дверей с букетиком цветов, сорванных в саду. Как хорошо снова оказаться с ней рядом! Я почувствовала раскаяние, потому что в больнице редко думала о дочке. Казалось, даже ее судьба перестала меня волновать. Но это только казалось, моя милая, ласковая Сэм…

Пег помогла мне подняться по лестнице, уложила в постель, принесла чаю, и я почувствовала себя настоящей королевой. Больной, но все же королевой. Мне было абсолютно нечего делать, кроме как лежать и плевать в потолок.

Я была еще очень слаба и с удовольствием следила за тем, как суетится вокруг меня Пег. После моего возвращения дважды звонил телефон. Сначала о моем здоровье осведомилась миссис Мэтьюз, а потом Гордон. Пег оба раза посмотрела в мою сторону, и оба раза я покачала головой. Еще нет. Они все знали, и хватит с них. Я ничего не могла добавить. Миссис Мэтьюз в очередной раз сказала бы «как жаль». Мне и самой было жаль, да и чувствовала я себя отвратительно из-за того, что добавила ей горя. Гордон же предложил бы приехать или начал уговаривать меня вернуться в Нью-Йорк, а я не хотела об этом слышать. Я выбрала джинсы и маргаритки… и оставалась верна своему выбору. Я не хотела слышать ни о Нью-Йорке, ни о журнале; ни о чем-нибудь другом. Все осталось позади, все ушло.

Я просмотрела почту и обнаружила, что Гордон прислал фотографию, где мы втроем снялись у «Роллс-Ройса». Взглянув на открытку, я небрежно бросила ее на столик рядом с кроватью. Там ее и нашла Пег.

— Это было так давно… — пробормотала я.

Пег кивнула и вложила фотографию обратно в конверт.

Единственное, что сделала для меня больница: она на короткое время позволила забыть о внезапно свалившихся на меня жестоких испытаниях. Мне не пришлось слоняться по дому, трогать вещи и вспоминать, вспоминать, вспоминать… Не все сразу. Пока что я отдыхаю, но рано или поздно через это придется пройти.

Промелькнуло еще несколько дней, и настала среда. Мы с Пег обнялись и расцеловались. Я не могла высказать, как я ей благодарна, а она обещала звонить, писать и даже заверила, что постарается весной выбраться на недельку. Том Барди отвез ее в аэропорт, и я начала подумывать, что тут кроется нечто большее, чем желание избавить меня от хлопот. Полторы недели, проведенные вместе, рождают взаимную симпатию не хуже, чем морские круизы. Они были вырваны из привычного окружения, постоянно находились рядом, и хотя их свело не приятное путешествие, а череда катастроф, но им пришлось взяться за руки, чтобы заключить меня в магический круг. Этого оказалось достаточно. Возможно, как это случается после круизов, при новой встрече они поймут, что у них нет ничего общего, но сначала нужно, чтобы такая встреча состоялась. Пег ничего не сказала мне перед отъездом, и я имела право думать об этом все, что угодно.

Том принадлежал к миру Криса, очень напоминал друга своей непосредственностью и целеустремленностью, но был проще и казался добрее; он не отличался склонностью к жестокой откровенности, но в нем не было блеска Криса. Наверное, жить с ним было бы легче. Он не был искушен в красноречии. Мне показалось, что Том смотрит Пег в рот. Нет, тут было над чем призадуматься…

Я наняла помощницу по хозяйству. Она спала в комнате Сэм, и все пошло своим чередом. Силы понемногу возвращались ко мне, и душевная боль начала слабеть. Как я и говорила Сэм, Крис всегда был с нами. Мы говорили о нем, память о его лице согревала меня днем, а голос снился по ночам. Я поймала себя на том, что стала слишком много спать. Это было настоящим бегством от действительности: во сне мне всегда являлся Крис. Он ждал, когда я лягу, протягивал руку и тащил меня к себе, подальше от опустевшего дома… и от правды.

В марте из письма Джона Темплтона я узнала, что Джулия Вейнтрауб три недели пробыла без сознания и тихо скончалась, не приходя в себя. Оно и к лучшему, иначе ее последние дни омрачила бы невыносимая боль. Что ж, достойное завершение большого куска моей жизни. Крис, ребенок, Джулия. Казалось, меня со всех сторон окружили призраки… Я потихоньку начала вставать и посвятила себя дому: немного рисовала, возилась с Самантой и не обращала внимания на то, как летит время. Мне нечем было заняться. Долгие прогулки с Самантой пошли мне на пользу: я прибавляла в весе, у меня постепенно восстанавливался цвет лица.