Даниэла Стил - Благословение

— А что же тогда ненормально? Чего ты недоговариваешь?

— Да нет, ничего… Я… ну, в общем, у меня женские дела… и какая-то депрессия… — Когда она это сказала, слезы вновь потекли по ее щекам, но Энди, казалось, сразу успокоился.

Ничего страшного, малышка. Подумаешь, попробуем еще. Черт возьми, прошло только шесть месяцев. Некоторым требуется для этого год или два. Давай успокойся, не переживай из-за этого и занимайся работой. Я люблю тебя, глупышка. — Он был тронут тем, как она переживала каждый месяц, но прекрасно понимал, что тревожиться пока не о чем. Они ведь оба постоянно в напряжении из-за работы, а это, как известно, не в их пользу. — Почему бы нам не съездить куда-нибудь на пару дней в следующем месяце? Ты высчитаешь свои дни и скажешь мне, хорошо?

— Я люблю тебя, Эндрю Дуглас. — Диана улыбнулась сквозь слезы. Все-таки замечательно, что он так серьезно относится к ее стремлению завести ребенка. — Хотела бы я так же спокойно чувствовать себя по этому поводу, как и ты. Но мне все-таки кажется, что стоит обратиться к специалисту или хотя бы поговорить на эту тему с Джеком.

— Не говори глупостей. — Первый раз за время их разговора в голосе Энди послышались нотки раздражения. Он не собирался обсуждать свою интимную жизнь со свояком. — С нами все в порядке, и с тобой, и со мной… ты слышишь, все в порядке.

— Как ты можешь знать наверняка?

— Знаю, и все. Прошу тебя, поверь мне!

— Хорошо, хорошо… Прости меня… просто я так расстраиваюсь каждый раз… целый месяц я прислушиваюсь к своим ощущениям, ловлю себя на том, что ищу признаки… и каждый раз мне кажется, что я в самом деле беременна… а потом… в один день все кончается… — Ей было тяжело объяснить то разочарование, которое она испытывала каждый раз, ту боль, опустошение, чувство тоски… Они жили вместе уже три года, шесть месяцев были женаты, и теперь она хотела от него ребенка. Даже пустующий третий этаж в их доме, казалось, был для нее упреком. Они покупали этот дом в расчете на большую семью. Неужели не суждено иметь детей?

— Забудь об этом на время, дорогая. Рано или поздно это обязательно произойдет. Лучше скажи, когда ты возвращаешься?

— Завтра вечером, надеюсь. Если, конечно, вся эта братия не сведет меня с ума.

Диана вздохнула. Мысль о том, что ей опять придется возиться завтра со всеми этими людьми, все больше угнетала ее. Еще сегодня она работала несмотря на все трудности, но после пережитого разочарования… Каждый месяц она испытывала это чувство — чувство потери и одиночества. И она не могла поделиться своим горем ни с кем, даже с Энди. Другим бы оно показалось просто смешным, но для нее это было настоящей мукой: целый месяц ждать и надеяться, а потом испытывать ужасное разочарование и, преодолевая его, снова утешать себя мыслью, что, может быть, в следующий раз все будет по-другому.

— Я буду ждать твоего возвращения, любимая. Постарайся лечь сегодня пораньше и хорошо выспаться. Ты увидишь, завтра тебе будет намного легче. — Ну почему он так легко к этому относится? А может, просто не показывает вида? Старается ее подбодрить? Но ей было бы легче, если б он разделял ее тревогу. А может, все-таки лучше, что он так спокоен? — Я люблю тебя, Ди.

— Я тоже, любимый. И очень скучаю.

— Я тоже страшно соскучился. Ну, до завтра, до вечера. Когда Диана повесила трубку, горничная внесла суп, но она к нему даже не притронулась. Она погасила свет и долго лежала в темноте, думая о ребенке, которого она так хотела иметь, и о предательском кровавом пятне, которое означало, что этот месяц опять прошел даром. И все-таки, засыпая, Диана позволила себе подумать о том, что через месяц это разочарование не повторится.

Пилар Грэхем — на работе она не позволяла называть себя иначе — сидела у себя в кабинете и внимательно изучала очередное дело, делая пометки на полях. Загорелся глазок селектора, и голос секретарши произнес:

— Пришли мистер и миссис Робинсон.

— Спасибо. Пусть войдут.

Пилар поднялась из-за стола, когда секретарша открыла дверь и впустила пару, выглядевшую озабоченной. Женщине было около сорока, ухоженные темные волосы спадали ей на плечи; мужчина, высокий и сухопарый, был одет в хороший, но не слишком дорогой костюм и выглядел немного старше своей спутницы. Их направил к ней ее знакомый адвокат, и Пилар провела все утро, подробно изучая дело этой пары.

— Здравствуйте, я — Пилар Грэхем.

После обмена рукопожатиями она предложила им сесть и осведомилась, что они предпочитают, чай или кофе. Было заметно, что супруги нервничают, им не терпелось приступить к делу.

— Я все утро изучала ваш случай, — Пилар сказала это спокойным тоном, который вполне соответствовал ее внешности: серьезная, интеллигентная, выдержанная, словом, человек, на которого можно положиться. Они были наслышаны о ее репутации — репутации непревзойденного мастера своего дела. И это была главная причина, по которой они обратились именно к ней.

— Как вы считаете, можно что-нибудь сделать? — Эмили Робинсон с тоской взглянула на адвоката, и Пилар заметила невероятную боль, промелькнувшую в ее глазах. Она еще не знала, сможет ли чем-то помочь этой женщине.

— Я надеюсь, что смогу помочь вам, хотя не уверена в этом до конца. Я внимательно ознакомилась с вашим делом и пришла к выводу, что мне придется посоветоваться с коллегами, в частном порядке, разумеется. Боюсь, в своей практике я впервые сталкиваюсь с такой ситуацией. Некоторые наши законы уже давно устарели, к тому же в различных штатах они сильно отличаются друг от друга. А ваш случай не из легких, как вы сами понимаете, и я пока затрудняюсь делать окончательные выводы.

Ллойд Робинсон договорился с семнадцатилетней девицей, живущей в маленьком горном поселке в пригороде Риверсайда, что она родит ребенка, которого они с супругой усыновят, поскольку не могут иметь собственных детей. У Мишель уже было двое незаконнорожденных детей, она была согласна родить и третьего. Ллойд узнал о ней через школу, в которой раньше работал. Местный врач сделал ей искусственное оплодотворение. Робинсон заплатил Мишель пять тысяч долларов, чтобы она смогла переехать от родителей в Риверсайд и поступить там в колледж. Во всяком случае, это была плата, которую она назначила сама, так как из-за отсутствия денег ей пришлось бы всю жизнь просидеть в горах, чего она не хотела.

Робинсоны только теперь поняли, какую ошибку они совершили. Девица была слишком молода и непостоянна, и, когда об этом узнали ее родители, они подняли на ноги местные власти. Ллойду было предъявлено множество обвинений, которые он, к счастью, смог опровергнуть. Но суд оставил открытым вопрос о несовершеннолетнем возрасте матери ребенка. Они даже пытались выяснить, не было ли здесь изнасилования, но Ллойд сумел доказать, что сексуальных контактов не было вообще.