Даниэла Стил - Запретная любовь

— Нет, не говорил. Ты сама позвонишь адвокату, когда захочешь. А о вкладах и выручке от квартиры я и думать не хочу. Все эти деньги заработала ты, так что они твои. У меня на них нет никакого права. Я ничего от тебя не хочу, Мерри. Раньше хотел твоей любви, но это ушло.

— Я тебе не верю! — в ужасе воскликнула Мередит. — Это неправда!

Правда, милая. Нам с тобой надо было разойтись гораздо раньше — когда ты начала изобретать отговорки, чтобы не ездить в Нью-Йорк. Но я предпочитал закрывать глаза на происходящее, и ты, видимо, тоже.

Стив не стал спрашивать, был ли у Мередит кто-то другой, хотя в последнее время его мучили серьезные подозрения. Как бы там ни было, сейчас у нее никого нет — это очевидно. Она так же одинока и несчастна, как он. Он не станет задавать ей вопросы — это все равно ничего не изменит, и незачем причинять ей боль. В конце концов, с каким-то грустным облегчением подумал Стив, это уже не мое дело. Точно так же, как и Мередит не касается его роман с Анной.

На миг он представил себе, что будет, если он вернется к Анне. Но тут же Стив отогнал эту мысль. Анна, как и Мередит, — это его прошлое. Он сам порвал с ней, порвал решительно и жестоко, а она ясно дала понять, что не хочет больше его видеть. Нет, не стоит цепляться за обломки прошлого. Настала пора начать новую жизнь.

В ту ночь они в последний раз лежали в постели обнявшись. Мередит всхлипывала, а Стив утешал ее, как ребенка.

Наутро она позвонила на работу, сказав, что заболела и прийти не сможет. Она с потерянным видом следила, как Стив собирает вещи. Лишь когда Стив с чемоданом в руках двинулся к дверям, Мередит, словно опомнившись, вскочила, бросилась ему на грудь и безутешно разрыдалась. Стив долго обнимал ее, гладил по голове, целовал в лоб и в мокрые от слез глаза, но наконец сказал, что ему пора идти. Внизу ждало такси, и он уже еле успевал на свой рейс.

— Стив, я тебя люблю! — восклицала она, задыхаясь от рыданий. — Прости меня!

— И ты меня прости, родная.

Он поцеловал ее в последний раз, подхватил вещи и сбежал вниз по лестнице. Мередит бросилась к окну. Стив помахал ей рукой, сел в машину и исчез за поворотом.

Мередит долго стояла у окна: потрясение и ужас постепенно сменялись тоской, липкой и холодной, которая поглотила ее целиком. Пятнадцать лет жизни пошли прахом. У нее никого больше нет — ни Стива, ни Кэла… никого. Не на кого опереться, кроме самой себя. Стив ушел от нее, чтобы начать новую жизнь. Для нее же — так думала Мередит — жизнь кончена.

Просидев дома два дня, Мередит вернулась к обычной жизни. Коллеги на работе заметили, что она как-то притихла; местные сплетницы гадали, что у нее стряслось, но никто не знал, что, собственно, произошло.

Кэл был с ней по-прежнему сух — от былой дружбы не осталось и следа. Мередит решила ничего ему не говорить. Их любовь осталась в прошлом, а теперь Кэл стал ей чужим. Ее личная жизнь его не касается. Еще, пожалуй, решит, что она ему навязывается!

Потрясение от ухода Стива постепенно улеглось, и Мередит начала понимать, что он прав. Уже семь месяцев как умерла их любовь, настала пора похоронить мертвеца.

Постепенно Мередит приходила в себя, находя утешение в работе. Стив позвонил один раз из Нью-Йорка — узнать, все ли у нее в порядке, рассказал, что остановился у друзей, и оставил номер. Но даже в самые горькие ночные часы Мередит не снимала трубку, чтобы позвонить ему. Она не станет цепляться за Стива, словно беспомощная девочка. У него теперь — своя жизнь, у нее — своя. Со своими переживаниями она сама справится.

Жизнь ее изменилась: предстояло привыкнуть к таким вещам, о которых она раньше и понятия не имела. К одиночеству. К положению разведенной женщины. Она позвонила адвокату и начала бракоразводный процесс. Адвокат сказал, что не предвидит никаких сложностей — ведь Стив не выдвинул имущественных требований. Он предпочел уйти так же, как и пришел, — с пустыми руками.

Она подумывала о том, чтобы уволиться из «Доу-Тех» и вернуться в Нью-Йорк, но решила подождать еще месяц, посмотреть, не утихомирится ли Кэллен. Он, как и прежде, рвал и метал, но теперь Мередит ему не спускала и, когда Кэл бывал к ней явно несправедлив, не стеснялась ему на это указывать. К ней понемногу возвращался бойцовский дух — качество, которое Кэл больше всего ценил в людях. Он это чувствовал и старался сдерживаться: похоже было на то, что, хотя друзьями им больше не быть, они сумеют восстановить былое уважение друг к другу.

Через три недели после отъезда Стива Кэл попросил Мередит помочь развлечь приезжих — потенциальных покупателей из Лондона. Мередит согласилась. Оказалось, что он уже зарезервировал столик в ресторане «Флер де Лис» в Сан-Франциско. Кэл предложил заехать за ней. Мередит спокойно ответила, что сама доберется до ресторана, но он настаивал, и она согласилась.

Сидя в машине рядом с Кэлом, Мередит спрашивала себя, почему сердце ее бьется ровно? Почему близость возлюбленного не оказывает на нее никакого действия? Неужели она и вправду излечилась от любви? Или это лишь временная передышка, летаргический сон чувств, готовый в любой миг смениться мучительным пробуждением?

Ужин прошел отлично. Готовясь к приему, Мередит купила себе новое платье и подстриглась: она знала, что снова выглядит безупречно, и впервые за много месяцев чувствовала себя прежней Мередит — не той, что в вихре страсти забыла о разуме и супружеском долге, а той, какой она была еще до встречи с Кэлом.

И Кэллен, казалось, ощутил происшедшую в ней перемену. В этот вечер он был с ней предупредителен. Мередит с удовольствием принимала знаки его внимания, но сердце ее молчало.

После ужина он повез ее домой.

— Как дела у Стива? — поинтересовался он, остановив машину напротив ее нового дома. — Ему нравится новая работа?

— Да, очень, — таким же светски-безразличным тоном ответила Мередит и в свою очередь спросила: — Как твои ребята?

Кэл ответил, что у ребят начались каникулы (стоял уже конец июня) и через несколько дней они уезжают к матери. Мередит не стала говорить, что скучает по ним, не спросила, вспоминают ли они о ней. Ей больше нет дела до его детей, как и Кэлу нет дела до ее мужа. Они стали чужими друг другу. Начальник и подчиненная — больше ничего.

— Тебе нравится жить в Сан-Франциско? — спросил Кэл, когда Мередит открыла дверцу, собираясь выходить.

— Нравится, хотя ездить на работу стало труднее. Снова обтекаемая ложь. Но Кэл потерял право на ее откровенность.

— Хотел бы я как-нибудь взглянуть на твое новое жилье, — заметил он, провожая ее до дверей. — Не хочешь как-нибудь пригласить меня в гости?

«Зачем?» — хотела спросить Мередит, но промолчала.