Нора Робертс - Рожденная в огне

– О, конечно, я должна сыпать благословения своим детям, которые вытряхнули меня из собственного дома! Оставили в одиночестве, больную…

– Слава Богу, вы ни одного дня не болели по-настоящему, Мейв, – с благожелательной улыбкой произнесла Лотти. – Тому я свидетель. И разве вы сейчас одна, если я все время с вами и ухаживаю, как могу?

– И получаете за это еженедельно денежки! А я имею право на то, чтобы обо мне заботились те, кто плоть от плоти моей. Но ни дочери, ни мой дядя, который сидит в своем хорошем доме в Голуэе, не хотят иметь со мной дела.

– О, Господи, Мейв, – выдохнул Найл, с состраданием глядя на нее. – Почему ты совсем не меняешься? Ну вот ни настолечко! Извини, Кристи, – обратился он к миссис Суини, – что моя племянница так ведет себя.

Бледная притихшая Брианна поднялась со стула.

– Сладкое, пожалуй, поедим в гостиной. Я принесу туда.

– Я помогу вам, милочка, – сказала Лотти.

– Прошу прощения, мне нужно поговорить с матерью, – сказала Мегги, повернувшись к Найду и миссис Суини. – Я вскоре присоединюсь к вам… Зачем ты это сделала? – во весь голос крикнула она, как только все вышли. – Зачем испортила вечер Брианне? Она так старалась. Неужели трудно было хотя бы на парочку часов притвориться, что у нас нормальная семья?

– Мне незачем производить впечатление на эту богачку из Дублина.

– Тем не менее ты произвела его. И очень плохое. Что не могло не задеть всех нас.

– А ты хочешь быть для всех хорошей, Маргарет Мэри? Лучше других? Потому что гуляешь по Венециям и Парижам? – Костяшки пальцев, которыми Мейв оперлась о край стола, побелели, лицо же сделалось багровым, как свекла. – Думаешь, я не догадываюсь, чем ты занимаешься с внуком этой женщины? Продаешь себя без зазрения совести, как самая последняя потаскуха! Душу и тело! В обмен на деньги и славу, которые он тебе добывает. Для тебя всегда это было главным.

Мегги сложила руки на груди, чтобы они так не дрожали.

– Я продаю не себя, а свою работу. В которую вкладываю часть души. Что же касается тела, то оно мое, только мое, и я отдаю его Рогану без принуждения.

– – И поплатишься за это! – зло крикнула Мейв, пришедшая в еще большее возбуждение теперь, когда получила от дочери подтверждение своих подозрений. – Такие люди, как он, ничего другого не добиваются от подобных тебе, кроме того, что бывает в темноте.

– Что ты об этом знаешь? Ровно ничего!

– Зато знаю тебя! Что станет с твоей карьерой, когда у тебя в животе зашевелится ребенок?

– Если это случится и я захочу этого, то попрошу Бога, чтобы у него была мать лучше, чем моя. И уж, во всяком случае, не пущу под откос всю свою жизнь и жизнь того, кто у меня родится.

– Много ты понимаешь, – сказала Мейв с бесконечной горечью. – Попробуй – и сама узнаешь. Поймешь, что это такое, когда жизнь как будто останавливается, а сердце разбивается на мелкие кусочки.

– Но почему непременно так? У многих музыкантов или певиц есть семьи. И дети.

– У меня был настоящий дар… – со слезами, которых она не хотела показывать, произнесла Мейв. – Талант. Так мне все говорили. Но его отняли у меня… Он пропал. Потому что я была самонадеянна и высокомерна. Вроде тебя. Из меня ушла вся музыка, когда я родила первую дочь. Все желания…

– Да, такое, наверное, может быть, – почти шепотом проговорила Мегги после молчания. – Но только в том случае, если желаешь чего-то чересчур сильно.

Желание… И сейчас, до сих пор, Мейв ощущала на сердце старый шрам.

– Что толку в желаниях? – с горечью сказала она. – Если они так легко исчезают.., бросают тебя… Ты отдаешь их за то, чтобы почувствовать мужчину между ног. И от тебя уходит главное…

– Он любит меня, – услышала Мегги собственные слова.

– В темноте мужчины легко говорят о любви. Но ты никогда не будешь счастлива. Рожденная в грехе, живущая в грехе… Ты и умрешь в грехе. И в одиночестве. Одинокая, как я… Наказанная, как я…

– Ты сделала целью своей жизни – ненависть ко мне, – так же тихо сказала Мегги. – И преуспела в этом. Но не это страшит меня больше всего, приводит в трепет. Ты ненавидишь меня, потому что чувствуешь во мне себя. Еще ту, не потерявшую душу и веру в жизнь. Так вот, не дай мне Бог закончить так, как ты.

Она вышла из комнаты и из дома – в сгустившуюся ночь.

Самое неприятное из того, что предстояло Мегги на следующее утро, когда она показывала миссис Суини и Найлу свою мастерскую, было вспоминать вчерашний вечер и извиняться за него. Хорошо еще, что в спокойном свете солнца несколько померкла малопривлекательная картина неудавшегося семейного обеда, но все равно у хозяйки мастерской на душе кошки скребли.

Полегче стало после того, как, отвечая на вопрос Найла, она принялась объяснять назначение разных приспособлений и как ими пользоваться. Дядюшка непременно хотел увидеть, как появляются на свет первые пузырьки стекла.

– Это тебе не музыкальный инструмент, – предупредила его Мегги, отбирая трубку, которую тот поднял слишком высоко. – Так ты можешь облить себя расплавленным стеклом.

– Да уж, лучше не буду, – согласился тот. – Одного художника в нашей семье хватит с избытком.

– Оказывается, вы сами делаете стекло тоже, – сказала миссис Суини, выглядевшая сегодня оживленной и на удивление моложавой в джинсах и шелковой блузке навыпуск.

– Да, из песка, соды и извести, – охотно пояснила Мегги. – А еще нужен полевой шпат, доломит.

Немного мышьяка.

О чем угодно готова она была говорить сейчас, только не о вчерашнем обеде.

– Мышьяка? – с испугом переспросила миссис Суини.

– И еще разная отрава, – улыбнулась Мегги. – Я готовлю всю эту бурду, как настоящая колдунья свое волшебное варево. А потом еще надо подумать о цвете. Кобальт, медный порошок, магнезия. Углекислая соль и различные оксиды.

– Ох, сдаюсь, девочка.

Найл со смехом поднял вверх руки.

– Я не знала, что вы не только художник, но и химик, – сказала миссис Суини.

– Она может все! – воскликнул Найл. – Сестра часто писала мне, как Мегги успевает в школе и какой чудесный характер у Брианны.

– Да, насчет моего чудесного характера она вряд ли могла тебе что-нибудь написать, – призналась Мегги. – Было бы преувеличением.

– Точка в точку, девочка!

– Ох, как я рада тебя видеть, дядя Найл! Представить не можешь.

– Могу, могу, дорогая. И я рад тебя видеть. И Брианну тоже. После смерти Тома я откололся от вас…

– Ничего подобного, дядя Найл! Мы с Брианной понимали, что из-за нашей матери… – Она осеклась и добавила со вздохом:

– Должна еще раз извиниться за вчерашний вечер. Мне не следовало вступать с ней в разговор и потом уходить, не попрощавшись. Но я просто не смогла…

– Не нужно извинений. – Он похлопал Мегги по руке. – То же самое я сказал Брианне. Твоя мать была не в настроении, как только вошла.