Наталья Нестерова - Татьянин дом

«Я Сереже Рудневу доверяю, — говорил Дед. — Настоящий человек и солдат. Если он не мог Ванюшку нашего уберечь, значит, никто бы не смог. — Голос у Деда задрожал от подступивших слез. — Внук был тоже… тоже хороший… Вот только с девушками… Может, целовался пару раз, а большего не успел… так и погиб. Война».

После этих слов дрыгающие ногами девицы в рекламе, молодые люди, опрокидывающие бутылки с пивом, смотрелись особенно цинично.

— Я и не знала, что с Сереженькой такое случилось. — Ирина Дмитриевна сокрушенно покачала головой.

— Правильно дядя Сережа того пацана убил! — возбужденно потрясла в воздухе кулачками Тоська.

— Гуманное поколение у нас растет, — задумчиво посмотрел на дочь Борис. Он думал о другом. — Понимаешь, — обратился он к Тане, но, увидев ревнивое лицо мамы, поправился: — Понимаете, все, что было пока, — лирика. Трогательно, нервы щекочет, но нужно другое. Нужно вбуровить в сознание людей, что Сергей убил мальчишку в бою. Не самосуд учинил, а ответил огнем на огонь. Понятно? Я об этом с Ольгой договаривался, ради этого все затеял.

— Где Сережа сейчас? — спросила Ирина Дмитриевна.

— Не обижайтесь, но лучше вам не знать, — ответил Борис.

Татьяна в разговоре не участвовала. Обида на Бориса — секретничал с Ольгой за ее спиной — отошла на задний план. Только бы подружка не подвела, сказала все, как надо. Не променяла эффектные приемы «создания имиджа ведущей» на человеческую судьбу.

Дылда не подвела. То с печалью, то со страстью держала монолог на тему «на войне как на войне». Обратилась к родителям погибших мальчиков — Вани и чеченского подростка, — призвала не мстить. Слегка пригрозила: случись что-нибудь с Сергеем Рудневым, его однополчан будет не остановить. А в конце снова вернулась к осаде бандитами дома архитектора Александровой, замелькали уже виденные кадры и крупные планы Сергея.

«Такие, как он, — сказала Ольга, — жертвуют ради нас, ради порядка и справедливости своей жизнью на войне и в тылу».

Сразу после передачи квартира Ирины Дмитриевны превратилась в Смольный — телефонные звонки не прекращались.

Тане на мобильный позвонили Лена, Ольга (сама себя хвалила — лучше не скажешь), Павлик, Маришка, Андрей и несколько друзей и знакомых.

Борис держал трубку домашнего телефона в метре от уха. Из телефона сыпались отборные междометия.

— Кто это? — спросила Таня, прикрыв свой микрофон ладонью.

— Телезвезда.

— Но с Ольгой я разговариваю.

— Серега! Заткнись! — гаркнул Борис в микрофон. — Никто тебя дураком слюнявым не выставил. Тебя от тюрьмы спасают! Хорош бы ты был: при своих орденах, да с уголовниками за решеткой. Слушай меня внимательно!

Потом Борис говорил с женой Сергея, с его родителями, с Олегом, с Дедом, с военными юристами.

О пирогах в духовке, конечно, забыли. Ирина Дмитриевна только головой качала: хорошенькое знакомство с невесткой — овощным рагу пол на кухне вымыли, а пироги сгорели. Но Татьяна ей понравилась.

Планировалось, что медовый месяц Павлика и Кати продлится две недели — на больший период сын не мог оставить работу. Молодожены пожелали неделю провести в Смятинове, в тишине и одиночестве, и на неделю поехать в Испанию. Причем они настаивали на последовательности: сначала загородный дом, потом заграница.

Пришлось Татьяне бросать все дела и мчаться в Смятиново наводить порядок. От помощи охранника Стаса она отказалась и отправила его в Москву. Сама же с раннего утра драила кафель и сантехнику в ванных и на кухне, вытирала пыль, мыла полы, чистила ковры и мебель. Она торопилась, потому что из трех вырванных дней два собиралась провести с Борисом. Он должен был приехать завтра утром.

Много работы в запушенной оранжерее. Раньше ковыряние в земле, пересаживание хрупких побегов рассады были для нее любимым занятием. Теперь она махнула рукой на свои плантации в ящиках: найдет время ими заняться — хорошо, погибнет рассада — не заплачет. Зато двое суток с Борисом — и никого более.

В одиннадцатом часу ночи она наконец вылила последнее ведро с грязной водой и, шатаясь от усталости, отправилась принимать душ. Водные процедуры немного взбодрили, даже аппетит появился, за весь день маковой росинки во рту не было.

Татьяна делала себе бутерброд, когда услышала шум подъехавшей машины. Едва не подпрыгнула от радости — Борис решил преподнести сюрприз, подарить им лишнюю ночь. Вот он заглушил мотор. Идет к калитке — высчитывала Таня. У нее волосы распущены. Напугать его, как тогда, в первый раз? Она погасила свет. Теперь он движется к дому. Поднимается по ступенькам — она бросилась открывать дверь.

— А! — завопила Татьяна. — Наконец-то! В мои сети попалась крупная рыбка! Сейчас я ее поджарю и скушаю!

Обнять Бориса мешали какие-то ветки, закрывавшие его лицо. Таня щелкнула выключателем. Розыгрыш не удался.

Лицо Бориса и торс спрятались за огромной корзиной цветов, которую он держал перед собой. Его голос за букетом звучал непривычно глухо. Он пробормотал что-то вроде: «С радостью отдамся».

— Ты сошел с ума! — крикнула весело Таня и бросилась в дом.

В легких шлепанцах на босу ногу, в банном халате на голое тело она мгновенно продрогла в холодном коридорчике.

— Какой ты молодец, что приехал, — тараторила она.

На ходу заплетала косу, теряла тапочку, елозила ступней, находила ее и, не переставая, выражала свое восхищение. Одновременно думала о том, что цветы можно поставить в спальню, которую она приготовила молодоженам. И предвкушала: сейчас приготовит Боре вкусный ужин, долой бутерброды, они посидят у камина, обменяются новостями — за полтора дня сколько их накопилось, постелит все чистое, а утром они проснутся, вернее, встанут с кровати… может, вообще ее не покинут до вечера или следующего утра.

Корзина с цветами отделилась от его тела и была водружена на стол.

Таня захлебнулась на полуслове.

— Вы?! — изумленно простонала она.

Я! — Крылов по-хозяйски притянул ее за отвороты халата и крепко поцеловал в щеку. — Примчался на крыльях любви. Крылов на крыльях! Звучит?

От него пахло морозом, дорогим одеколоном и… совершенно отчетливо — спиртным.

— Еле нашел тебя, — говорил он, снимая пальто. — Три раза звонил твоей дочери, чтобы уточнить дорогу.

Одиннадцать ночи, он пьян. Отправить немедленно назад — еще убьется на зимней дороге. Он звонил Маришке, оповестил всех о визите. Дочь! Где твоя женская солидарность? Почему не предупредила? Завтра приедет Борис, а здесь этот загулявший купчина. От этой мысли Тане стало так плохо, что она едва не застонала. Но нельзя было терять самообладание, к тому же она вдруг увидела, на что уставился вожделенным взором Крылов — на ее грудь в треугольнике разъехавшегося халата.