Маргарет Макхейзер - Почти что сломанная жизнь [ЛП]

И я тут же понимаю, что они собираются сделать со мной.

— Мне так жаль девушек, которым я причинил боль, — роняя слезы на холодный бетонный пол, шепчу я.

Тяжелый ботинок наступает мне на шею.

Прощай, Фейт.

В еще одной секции тюремного блока С в 5:55 вечера.

— Два куска в неделю, — глядя на меня, говорит он.

— Две куска в неделю? — в полном шоке спрашиваю я.

— За личное покровительство. Ты адвокат — большая шишка, которого мамочка и папочка холят и лелеют. Так что за две штуки баксов в неделю я буду тебя защищать. — Этот парень огромный, и говоря «огромный», я имею в виду, что он, как минимум, в два раза больше меня, весь в шрамах и пугает до чертиков.

— От кого меня надо защищать? — спрашиваю я. Я узнаю, кого мне надо остерегаться, и буду напрямую торговаться с ними.

— Для начала белые расисты. Им не нравятся люди, насилующие белых женщин. Потом азиаты. Им не нравятся люди, пытающие азиаток. Еще есть черное братство, которое не любят, когда афроамериканок терзают и режут. Ну и я. Я не терплю насильников. Точка. Поэтому два куска в неделю будут защищать тебя от них и от меня. Для начала.

— У меня нет таких денег, — признаюсь я. — Все мои счета заморожены, а родители находятся под следствием, поэтому они тоже не могут дать мне такую сумму.

— Уууу, тогда, похоже, у тебя небольшая проблемка. — Он угрожающе улыбается. — Я действительно твой единственный выбор. Но я парень благородный, поэтому дам тебе двадцать четыре часа на раздумье. Ха, если ты протянешь так долго. До меня дошли слухи, что черные ведут переговоры с белыми; похоже, теперь у них есть общая цель — убить тебя. — Он поворачивается и оставляет меня одного.

Это во сто крат хуже ада. Я в полной жопе. Если протяну так долго . Твою мать.

К кому, к чертовой матери, я могу обратиться? Единственный человек, который находится не в таком глубоком дерьме, как я, это Доминик, но он не отвечает на мои звонки.

Вчера я пытался ему дозвониться, но он сменил номер. Он сменил все свои номера.

Я, блядь, совсем один.

— Куда мы едем? — спрашиваю я Доминика, пытаясь подглядеть из-под шелковой повязки, которой он завязал мне глаза.

— Пытаешься сжульничать? — игриво говорит он.

— Нет. Ну ладно, да.

— Осталось не так долго. Надо только подождать и все увидишь.

Машина поворачивает, и дорога становится ухабистой, как будто мы едем по старой колее.

— Да брось, мы едем уже несколько часоооооов, — ною я, растягивая последнее слово.

— Миссис Шрайвер, официально заявляю, вы — заноза в заднице.

— Папочка сказал плохое слово, — Хлоя подает голос с заднего сидения.

— Да, папочка сказал то, что не следовало. Прости, Хлоя, — говорит Доминик нашей восьмилетней дочери.

Хлоя — наше благословение. На наш медовый месяц Доминик отвез меня в Китай, где мы посетили детский дом, предложив свою помощь. Самая красивая маленькая девочка, подойдя, залезла мне на колени. В младенчестве ей выбили правый глаз — короткая жизнь оказалась чередой ужасных пыток. Она положила свою руку на мой левый глаз и улыбнулась. Хотя возраст и язык были преградой, она без слов говорила мне то, что я уже знала — мы были похожи.

Мы с Домиником тяжело боролись за нее, преодолевая все препоны и следуя всем полученным инструкциям. Спустя три месяца мы вернулись домой вместе с Хлоей.

Она наша радуга и самая прекрасная дочь. Теперь мы единое целое. Дружная семья.

Вспоминая, каким чудом стало для нас появление Хлои, я понимаю, что мы с Домиником оказались благословлены свыше. Хоть он никогда больше и не говорил со своими родителями, мои стали неотъемлемой частью нашей семьи. Они всегда поддерживали нас и после удочерения Хлои стали самыми заботливыми дедушкой и бабушкой.

Мы с Домиником также близко общаемся с Фейт, ее мужем, Джошуа, и их мальчишками — близнецами. Мы были шафером и подружкой невесты, и были рады, когда они попросили нас стать крестными родителями их сыновей.

Жизнь действительно сильно изменилась за последние восемь лет. Раньше я была охвачена страхом, влача неприметное существование. Сейчас, благодаря тому, что нашла в себе храбрость открыть дверь, я наслаждаюсь блестящими, яркими красками.

Выключенный двигатель нашей машины выводит меня из задумчивости.

— Оставайся здесь, пока я тебя не выведу, — говорит мне Доминик. — Ты помнишь, о чем мы говорили с тобой, Хлоя?

— Помню, папочка. Я обещала, что буду держать рот на замочке.

— Умница, — Доминик выходит и захлопывает за собой дверь.

Что происходит?

Слышу как хлопает дверь Хлои, и наступившая в машине тишина говорит мне о том, что я осталась одна.

Мне не терпится снять повязку, но я знаю, что Доминик планировал это — что бы это ни было — несколько месяцев, и я не хочу испортить его сюрприз.

Он исчезал во время телефонного звонка, прятал свой планшет, и однажды, когда я собиралась поставить стирку и проверяла его карманы, он накричал на меня. Затем перебрал белье, достал что-то из кармана своей рубашки, поцеловал меня в лоб и снова убежал по делам.

— Ладно, дай мне свою руку, — произносит он, открывая мою дверь. Протягиваю ему правую руку, и Доминик переплетает наши пальцы и помогает мне выйти. — Дорога тут так себе, поэтому пойдем медленно. — Он кладет руку мне на талию.

Весенний воздух такой свежий; до нас доносятся голоса разных птиц, сливаясь в песню. Я глубоко дышу, наслаждаясь свежестью.

— Еще три шага и мы остановимся, — говорит он.

Хлоя идет рядом со мной, и я чувствую, как она держится за мою юбку, пока я делаю эти три пугающих шага.

— Так, теперь я собираюсь снять с тебя повязку. — Его руки касаются моего затылка, развязывая мягкий кусок материи.

Она скользит по моей коже, и я моргаю несколько раз, чтобы привыкнуть к яркости дневного света.

Передо мной стоит высокий, королевской красоты конь, с темной гривой и черными навостренными ушами. Он в точности такой же красивый и величественный, каким я его помню.

Мистер Босс.

По моим щекам текут слезы, и я начинаю задыхаться. Я полностью ошарашена.

— Как ты его отыскал? — спрашиваю я, медленно приближаясь к красивому животному, громко жующему сено в своем стойле.

— Было нелегко, но я справился.

Вытираю слезы, чувствуя, как в горле застрял ком от переполняющего счастья, которое не описать словами.

— Мамочка, тебе грустно?

— О, нет, милая, мне вовсе не грустно. Я по-настоящему счастлива. То, что вы с папочкой сделали для меня, просто прекрасно. Спасибо вам. — Я целую ее макушку и поворачиваюсь поцеловать Доминика. — Ты уверен, что нам можно здесь находиться? Хозяевам наше вторжение может не понравится, — говорю я Доминику.