Дана Стар - Невинная пленница

Ещё бы хоть один месяц… я навсегда утратил бы остатки человечности. Те пытки, которые я вынес под замком, невозможно выразить словами.

Я сходил с ума. Волосы рвал на себе от бессилия, горя и жестокой боли в душе. Побитым псом выл, глядя на облупленный потолок зассаной камеры и металлические решётки на крохотном окне. В то время как Соловьёв жировал на награбленное.

Самое ужасное… я ничего не мог с этим сделать. Не мог смириться с горечью утраты и уже начал винить себя в том, что случилось. От одиночества. Из-за того, что на долгие годы остался один на один с самим собой. Со своими мыслями. Это было ещё хуже смерти. Или физических избиений.

Меня почти сломали. Я чувствовал себя щенком с перебитыми лапами, которого швырнули в тёмный угол подыхать.

Сука!

Убью… Долго он у меня будет корчится от боли. Сам будет молить о смерти, но я буду растягивать этот процесс. Смаковать каждую секунду пыток.

Валид чиркает зажигалкой, угощает меня одной сигаретой.

Мы с братом садимся на капот внедорожника. Полминуты молчим, будто поминаем дерьмовую жизнь, делая затяжки. Выпускаем в прохладный, напитанный свежестью воздух серые клубы дыма. Смотрим на синее, синее небо, по которому медленно плывут пушистые облака.

Сердце болезненно сжимается в груди. Я уже и забыл, каково это дышать полными лёгкими и видеть чистое небо, а мои запястья больше не ноют от грёбаной боли, которую причиняет мне холодная сталь наручников.

– Ну, ты нашёл падаль? – я первым нарушаю тишину, делаю ещё одну затяжку.

– Нашёл. Долго искал. Ублюдок умело скрывался. Но засветился.

– Как нашёл? – рычу, едва лопаюсь от ярости, что гудит во мне похлеще убийственного шторма.

– Да вот, новость о грандиозной свадьбе быстро по миру разлетелась. Я всё выяснил. Они два года жили за границей, вот только недавно вернулись.

– Этот долбодятел женится собрался на старость лет, чё ле? – хмыкаю, почти смеясь.

– Нет же! Не он женится, а дочка его замуж выходит. Поэтому и вернулись. Бизнес здесь мутить, с женихом на пару.

Дочка…

Меня что-то торкает изнутри. Как сверлом душу пробуривает.

Настя. Настенька… Малинка.

Красивая. Сахарная. Вкусная кукла.

Перед глазами вспыхивает миловидное кукольное лицо. Большие синие глаза с озорным блеском, пышная шевелюра, выкрашенная малиновой краской, пухлые, сочные губы… И где-то далеко-далеко в ушах звучит её тонкий смех – колокольчик.

Меня ведёт как нарика долбанного. Голова резко кружится, еле успеваю схватится за край капота. Но картинка такая реальная… Я как будто её воочию вижу, не в башке, а наяву, стоящую прямо передо мной.

Руку протяни – и она твоя.

Бред! С силой зажмурил веки, головой тряхнул.

Из-за сладкой мести, давящей на мозги сутками напролёт, я превращаюсь, нахуй, в шизика.

Просто не могу её забыть, заразу мелкую. Почему?! Что за идиотизм, сцука! В голове засела как заноза в пятке. Не-мо-гу. Не думать о Малинке!

Её имя, её образ тает на языке. При мимолетном воспоминании член в трусах болезненно дёргается. Яйца, переполненные спермой, сжимает судорогой как капканом металлическим.

Я думал о ней. Все эти годы. Как именно буду за смерть жены с Соловьёвым расплачиваться.

Я трахал её. Как суку драл. В разных позах и во все щели. В своих кошмарных снах. Просыпался весь в собственной конче, с заляпанными спермой штанами.

Я драл свой кулак, вместо кулака представляя её узкую сахарную дырку. Как мараю я её. Как спермой своей поливаю, выжигая на нежной коже клеймо позора. Ведь я мечтал сделать её своей личной шлюхой, чтобы злость вымещать. Чтобы позором замарать честь и репутацию Соловьёва.

Охереть!

Вот значит как? У них всё там прекрасно. Жизнь как мармелад. Как сыр в масле катаются, мразоты, на денежки мои развлекаются. В то время как я как крыса в замурованной канализации гнию.

Если бы они только знали, как меня в душе тюрьма сломала.

Но скоро узнают.

Я теперь даже на человека не похож. Ни капли.

Монстр. Ублюдок бессердечный. Палач жестокий. Зверь плотоядный. Который провёл годы в темноте, света белого не видя, теперь выполз из клетки, предвкушая охоту. Кровавое месиво. Пир на костях врагов своих, блять.

А теперь эта сучка породистая – белоручка, замуж выходит.

И почему-то эта новость ещё сильнее меня взбесила. До трясучки во всем теле, как при острой лихорадке.

– Что ты нарыл о них? О Соловьевой?! – бросаю бычок на влажный после дождя асфальт. Ботинком его давлю.

– Зачем тебе дочь врага?

– Ну ты тормоз, – хмурюсь. – Как зачем? Мстить, – набираю в рот слюны, на пол сплёвываю.

– А, ну да! Логично. Кровь за кровь…

– Ну, так что? Что с пигалицей?

– Охуенно устроилась. Год в закрытом элитном колледже в Европе, теперь вот замуж собирается. Весь город на ушах стоит, ожидая этого грандиозного события, – на одном выдохе перечисляет Валид.

Значит в ссылку всё же сослал…

На секунду под рёбрами промелькнуло подобие жалости. Я вспомнил, как она отца презирала, какие грубости про него выплёвывала, обзывая тираном.

Мне насрать! Вдалбливаю себе это.

Яблоко от яблони недалеко падает.

– Жених кто?

– Артур Микаэлян.

Блять! тот ещё уёбок. Богатый мажор с золотыми яйцами. Папочка местный депутат. При деньгах, собаки. Причём, нехилых.

Что ж, Настенька. Но свадьбы… не будет.

Я стану твоим женишком! И в одночасье ожившим кошмаром.

Я рефлекторно засучил рукава. Размял шеей. Долго же ждал этого момента. Кулаки печёт, не терпится бросится в бой. Зверь внутри меня засиделся на жопе ровно. Пора выпустить тигра.

Интересно, она до сих пор целка? Или женишок пробурил узкий тоннель?

Я бы хотел получить её… как тогда. Зря в отеле не оторвался. Зря! Старался быть честным человеком. И что в итоге получил?

Нож в спину.

Сделал добро, называется. Лучше бы не спасал мелкую сучку. Лучше бы она подохла в том ёбанной переулке, вытраханая ротой бомжей.

Нет.

Встряхиваю головой, прогоняя уж слишком дерьмовые мысли, лезущие изо всех извилин мозга, прочь.

Малинка не заслужила. Малинка не виновата, что её отец чмо болотное. Дерьмо канализационное!

Жалобно шепчет мой слабый внутренний голос – голос истины, но я его в жопу шлю.

Она – его кровь. Отродье его поганое. Которое не должно размножаться. Должно быть истреблено и стёрто с лица земли.

Это будет моя месть. Сильного мира сего. Отребье Соловья не должно плодиться.

Главное, сдержать слово, данное себе и своему погибшему ребёнку.

– Собирай братву, – резко спрыгиваю с капота тачки, хлопаю брата по плечу, прищурившись. – Устроим вечеринку.

– Уже, – его чёрные глаза отзываются на мой приказ диким блеском. Как в старые добрые времена. – Все только тебя и жду.