Бриттани Черри - Земля, о которую мы разбились [litres]

– Нет, нет, я ем все подряд.

– Это лазанья, – сказал он, повышая голос, как будто у меня могли возникнуть какие-то возражения.

– Это прекрасно.

– Ты уверена?

Я усмехнулась.

– Грэм Крекер, я уверена.

Он не выказал никаких эмоций, только кивнул.

– Я накрою на стол.

Его обеденный стол был до смешного велик: там могло бы поместиться двенадцать человек. Он расставил тарелки и столовое серебро по краям стола и жестом пригласил меня сесть. Пока Грэм накрывал на стол, в зале стояла мертвая тишина. Наконец, он занял свое место на другом конце стола.

В доме Грэма царила полутьма, и шторы, как правило, были задернуты, не позволяя солнечному свету проникать внутрь. Вся мебель была сделана из темного дерева. Я была уверена, что являюсь самым ярким пятном с моей яркой одеждой и возмутительно растрепанными светлыми волосами.

– Знаешь, для весеннего дня в Висконсине на улице довольно хорошая погода, – сказала я после нескольких минут неловкого молчания. Разговоры о погоде всегда казались мне бессмысленными, но это было все, что я могла придумать. Обычно такая светская беседа всегда помогала разрядить любую ситуацию.

– Правда? – пробормотал он без всякого интереса. – Я никуда не выходил.

– Точно тебе говорю.

Он промолчал.

Хм.

– А ты никогда не думал о том, чтобы разбить небольшой сад? – спросила я. – Сейчас самое подходящее время для посадки растений, а у тебя такой просторный задний двор. Нужно только немного подстричь траву, и будет выглядеть очень красиво.

– Меня это не интересует. Это пустая трата денег.

– Оу. Ну ладно.

Хм .

– Олли кажется милым, – заметила я, делая последнюю попытку. – Он тот еще любитель поболтать, правда?

– Такая у него натура, – пробормотал он.

Я наклонила голову, вспомнив совет Олли следить за выражением глаз Грэма.

– Он для тебя очень важен, так ведь?

– Он был моим профессором, а теперь консультирует меня насчет писательства – ни больше ни меньше.

– Я слышала, как ты смеялся. Не думаю, что много людей способны вызвать у тебя смех. Я не знала, что у тебя вообще есть чувство юмора.

– У меня его нет.

– Ну да, конечно, – согласилась я, зная, что он лжет. – Но мне показалось, что вы довольно близки.

Он не ответил, и на этом наш разговор закончился. Мы продолжали ужин в тишине, и когда радионяня предупредила нас о том, что Тэлон заплакала, мы оба вскочили с места.

– Я проверю, – сказали мы в унисон.

– Нет, я… – начал он, но я покачала головой.

– Я здесь именно за этим, забыл? Доедай свою еду, и спасибо, что поделился со мной.

Он кивнул, и я пошла проверить Тэлон. Она широко раскрыла глаза и перестала плакать: слезы сменились легкой улыбкой. Именно такой я представляла себе улыбку Грэма. Когда я приготовила ей бутылочку и начала кормить, Грэм вошел в комнату, прислоняясь к дверному косяку.

– Все в порядке? – спросил он.

– Она просто проголодалась.

Он кивнул и откашлялся.

– Профессор Оливер – очень яркая личность. Он прямолинеен, разговорчив и в девяноста девяти процентах случаев несет полную чушь. Я понятия не имею, как его жена и дочь мирятся с его дикими выходками. Ему восемьдесят лет, но он ведет себя как ребенок и часто выставляет себя хорошо образованным клоуном.

– Оу.

Что ж, по крайней мере, теперь я знала, что остальные люди не нравятся ему так же сильно, как и я.

Грэм опустил голову и уставился на свои сцепленные пальцы.

– И он самый лучший человек и друг, которого я когда-либо знал.

Он повернулся и ушел, не сказав больше ни слова. Вот так на какую-то долю секунды Грэм Рассел показал мне частичку своего сердца.

Около одиннадцати вечера я закончила убирать комнату Тэлон и направилась в кабинет Грэма, полностью погруженного в свою работу.

– Эй, я иду домой.

Он сделал паузу, закончил печатать предложение и повернулся ко мне.

– Спасибо, что уделяешь нам столько времени, Люсиль.

– Конечно. О, и хотела предупредить, что не приду в пятницу. У моего парня художественная выставка, так что я должна быть там.

– О, – сказал он, слегка подергивая нижней губой. – Хорошо.

Я перебросила ремень сумочки через плечо.

– Знаешь, если хочешь, можешь прийти с Тэлон на выставку. Было бы неплохо, ведь она бывает только дома и в кабинете врача.

– Я не могу, мне нужно закончить еще несколько глав к субботе.

– О, ладно… что ж, желаю хорошо провести вечер.

– Во сколько? – сказал он, когда я вышла в коридор.

– Что?

– Во сколько начинается выставка?

Где-то внутри меня вспыхнула надежда.

– В восемь часов в художественном музее.

Он коротко кивнул.

– Я могу закончить пораньше. Дресс-код?

Я не смогла сдержать улыбку.

– Черный галстук.

– Понял, – должно быть, Грэм заметил мое волнение и прищурил глаза. – Не обещаю, что смогу. Я просто предпочитаю узнавать все подробности заранее, на случай если я все-таки приду.

– Конечно, я понимаю. Я внесу тебя в список гостей на всякий случай.

– Спокойной ночи, Люсиль.

– Спокойной ночи, Грэм Крекер.

Уходя, я не могла не думать о том, как прошел вечер. Обычному человеку его поведение в лучшем случае показалось бы нормальным, но я знала, что для Грэма это был необыкновенный день.

Конечно, он не давал мне гарантий, что придет на выставку, но все же на это был небольшой шанс. Если на Грэма так повлиял визит профессора Оливера, то я бы хотела, чтобы он приходил каждый день.

Иногда мне доводилось наблюдать за тем, как Грэм заботится о своей дочери. Я мысленно держалась за эти моменты, когда он становился холоднее льда. Бывало, что я видела его сидящим на диване без рубашки с Тэлон на руках. Грэм использовал «метод кенгуру», потому что боялся, что у них с Тэлон не сформируется связь, но они уже были связаны куда крепче, чем он мог себе представить. Она обожала его, как и он ее. Однажды, отдыхая в гостиной, я услышала, как он разговаривает с ней по радионяне, пытаясь унять ее плач.

– Тебя любят, Тэлон. Я обещаю всегда заботиться о тебе. Я обещаю, что стану лучше ради тебя.

Он бы никогда не показал эту сторону своей души, если бы знал, что я это слышу. Он бы не позволил застать себя в таком уязвимом состоянии. И все же тот факт, что он не боялся так нежно любить свою дочь, наполнял мое сердце светом и теплом. Оказалось, что чудовище вовсе не было таким уж ужасным. Он был просто человеком, которому когда-то причинили боль, и теперь он медленно открывался благодаря любви своей дочери.

Я приехала в музей уже после восьми из-за поздней доставки цветов, и когда я вошла в зал в своем блестящем фиолетовом платье, то была шокирована количеством собравшихся людей. Выставка Ричарда располагалась в западном крыле музея, и люди, пришедшие туда, были одеты так, как будто собрались на гала-концерт в Нью-Йорке.