Соро Кет - Русалочка должна умереть

Клан отдавал каждого второго сына в священники, и эта традиция накладывала отпечаток и на мирян. Штрассенберги-мужчины ходили в церковь в черных костюмах, белых рубашках и галстуках. Женщины – в простых черных платьях и шляпках. Верена была без шляпы, но и платья было достаточно, чтобы вспомнить все.

Агата словно провалилась в кроличью яму.

Увидела графиню фон Штрассенберг, собиравшуюся в церковь. Такую же светлокожую и светловолосую как Верена. Только миниатюрную и плоскую, словно девочка. Девочка с беременным животом . Увидела саму себя, – грудастую, широкобедрую, полную, – и… теплый, ласкающий взгляд графа.

– Не одолжишь мне «сверкашки» на шею? – озабоченно попросила Ви и Агата дернулась, очнувшись от своих мыслей. – Я не подумала взять свои. Я завтра же позвоню домой, но что-то нужно прямо сегодня.

– О! Конечно, же! Разумеется, одолжу! – БИНГО! – К слову, жемчуг Миркаллы все еще здесь.

– Жемчуг? – Виви поморщилась. – Это тетям за тридцать… Слушай, а к твоему костюму жемчуг подойдет куда лучше, чем к моему… А я бы тогда надела эти рубины. Я очень люблю рубины. На моей коже они буквально горят.

– Рубины?

Рубины были красивые, но не чета трем рядам великолепных жемчужин. Тому собранию цена тысяч семьдесят!

– Взамен на фамильный жемчуг твоей семьи? – стыдясь саму себя, спросила Агата.

Верена перестала «зумить» взглядом рубины и удивленно посмотрела на женщину.

– А ты мне кто тогда? Не семья?

Растроганная, Агата прижала ее к себе. Ральф полный кретин, раз ушел сегодня. Как может он быть верен этой… этой Свинье ?

Если бы Стеллу спросили, как все началось, она бы ответила:

– Он был разбит. Я собрала его по частям и склеила все, как было…

Когда Ральф в первый раз пришел на прием, она глазам своим не поверила. Один из лучших студентов. Красавец, умница… по слухам, очень богат. Он казался спокойным, очень в себе уверенным и единственной его придурью, Стелла всегда считала католицизм.

– Ральф? Это правда ты? – изумленная, она машинально перешла с ним на «ты», хотя обычно никогда себе такого не позволяла.

Ральф поднял голову.

Под красными от недосыпа глазами лежали темные круги.

– Хай, док.

– Что-то произошло?

– Все сразу… – ответил он.

Взяв себя в руки, Стелла взяла блокнот; Ральф начал рассказывать.

Про ссору с лучшим другом, про раздел бизнеса, про расставание с девушкой, – того же друга женой.

– Я думала, вы – священник, – вырвалось у нее. Чуть резче, чем следовало бы.

Его профессия буквально выводила ее из себя. И Стелла ничего не могла поделать.

– У вас там, вроде, обет безбрачия?..

Ральф резко поднял голову, полоснул ее холодным взглядом, словно хлыстом. И Стелла дернулась, словно под ударом. Дернулась и вдруг завелась.

– А у вас, вроде, членство в бдсм-клубе. Материал собирали? Для своей докторской по лечению девиаций.

Она задрожала, чувствуя, как немеет спина. Липкий холодный пот, намертво прилепил ее блузку к коже. Серый Волк сбросил бабушкины одежды и показался во всей своей природной красе.

– Чего ты от меня хочешь? – прошипела она, стараясь не показать страха.

– Я же сказал: помощи, – спокойно ответил Ральф. – Я знаю, кто я и знаю про свой обет. Но мне нужна помощь, а не ехидство.

– Какая помощь?

– Мне кажется, у меня психоз. Как раз по твоей профессиональной части.

Его психоз назывался Филипп фон Штрассенберг.

Лучший друг, партнер по бизнесу, идеал, которого Ральф пытался достичь. По мнению Стеллы, Филипп был на редкость пустым и праздным молодым типом, который просто родился в нужной семье. Ральф это отрицал и отрицая, приходил в ярость.

Филипп был светочем. Филипп был гением. Филипп был идеалом мужской красоты и мощи. Филипп был буквально ВСЕМ. Просто они не смогли поделить девчонку. Ральф хотел это изменить.

Стелла слушала и вздыхала.

Трагедия умнички Ральфа, заключалась в следующем: он хотел не просто дружить с Филиппом фон Штрассенбергом. Он хотел БЫТЬ Филиппом фон Штрассенбергом. И это желание уродовало его собственную личность.

– Если тебе так хотелось стать Штрассенбергом, почему ты не пошел в бизнес вне церкви и не женился на этой Ви, взяв ее фамилию.

– Ты не понимаешь, – коротко отмахнулся Ральф. – Я же брюнет…

Так Стелла узнала о Штрассенбергах.

Это был древний аристократический род и их традиции вызывали кучу вопросов. Они женились лишь на блондинках. Выдавали редких собственных женщин за мужчин клана и каждый в ком текла штрассенбергская кровь, мог всегда рассчитывать на поддержку семьи. Финансовую, юридическую и фактическую. Взамен от них требовалось одно – полная и безоговорочная преданность интересам клана.

Ральф вроде как был там принят, но после разрыва с Филиппом, все потерял. Это убивало его, лишая смысла существования.

Стелла по работе сталкивалась с людьми, которые состояли в различных сектах. Так вот, Штрассенберги очень смахивали на секту. У них был граф, был спикер семьи, «заместитель» графа. Были «налоги», членские взносы за право зваться семьей. Штрассенберги мужчины имели право брать женщин со стороны, Штрассенберги-женщины либо выходили замуж за членов рода, либо оставались старыми девами. Неповиновение грозило им изгнанием из семьи.

Штрассенберги владели большим земельным участком, который так и назывался Штрассенберг . Никого к себе особо не допускали, но много и охотно вращались в обществе. Стелла, поневоле заразилась от Ральфа этой странной, тоталитарной семьей.

Одно время, —до того, как Ральф стал ее любовником, – она шерстила социальные сети Штрассенбергов. Троих даже фоловила.

Графа, который фотографировал исключительно своих лошадей, но часто попадал в объективы камер вместе с женой. Граф был красивый, мужественный блондин, похожий на киноактера. Графиня – худенькой женщиной с тонкими, холодными чертами лица. Ее волосы были светлыми, почти белыми. Макушка едва доставала до плеча мужа.

Их старшего сына – Филиппа, который фотографировал только части тела и ничем кроме своих намасленных мускулов, не блистал. И его жены – Джессики.

Она была единственной, кто был зарегистрирован в Инстаграме под вымышленным именем «Цукерпу» Сахарная кукла. Стелла быстро вычислила ее по комментариям в Инстаграме Филиппа и общем фоне на снимках. Какое-то время она отслеживала Джессику, в надежде увидеть и ее дочь, но вскорости перестала.

Джессика была очень светлокожей и светловолосой, как и графиня, но намного красивее. Она выглядела много моложе своих тридцати пяти и особенной глубиной не манила. По большей части она постила лишь свое тело, прикрытое, максимум, руками и волосами. И волнующие готические картинки, явно писаные с нее. Стелла и волновалась, и ревновала.